Твой враг во тьме

Лёля, пока Ноздрюк и прочие конвоировали ее в усадьбу, попыталась немножко собраться с мыслями, начала выстраивать целую речь, обличающую доктора. Она намеревалась выпалить Хозяину, что в наше время нужно быть уж совершенно невежественным придурком, чтобы верить в те примитивы, которые подсовывает ему этот так называемый доктор. Да ты хоть в Интернет загляни, бестолочь, посмотри, что выдаст на слово «лейкемия» какая-нибудь «Alta Vista», или «Excite», или хоть «Русская машина поиска»! Много чего узнаешь для себя нового и интересного! К примеру, о новом открытии японцев: ультразвук, дескать, успешно убивает раковые клетки при лейкемии, активизирует фоточувствительность лекарств. И врачи как раз работают над тем, чтобы взять кровь больного лейкемией, пролечить ее и вернуть в организм без раковых клеток… Или можно узнать, что существует вакцина против лейкемии, полученная путем генной инженерии. Правда, это только против лейкемии кошек, но все-таки! Такие вот разрозненные сведения здорово пробуждают инициативу. Есть, есть средства спасти одного человека, не убивая при этом других! Сначала Юлю, теперь вот ее… Она ничуть не сомневалась: Юля была ее предшественницей по несчастью, она умерла во время какого-то придурочного и преступного докторова эксперимента. Олеся, наверное, что-то чувствовала, не зря же «поселила» свою бывшую подружку в розовый рай! И если Лёля не подсуетится, на том розовом облачке найдется местечко и для нее.

Однако ни слова никому Лёля не сказала. Хотя бы просто потому, что сказать было некому. Хозяин не удостоил ее своим присутствием, доктор тоже носа не высунул. К воротам подошли два типа: один уже знакомый «официант-тюремщик», другой какой-то белобрысый, тоже показавшийся знакомым. Поднапрягши память, она сообразила, где видела его. Это один из людей Асана, участвовавший в ее похищении! Он заталкивал Лёлю в машину похитителей, он вроде бы и делал ей укол. Почему-то с ним ассоциировалось имя Толик.

Ни Толик, ни «официант» не были расположены выслушивать Лёлины медицинские откровения. Сухо кивнув Ноздрюку и компании, которые просто-таки на цирлах выплясывали от рабского усердия, они взяли беглянку под белы рученьки и повлекли ее в «замок» – под замок. Ни слова не было произнесено в ответ на все ее причитания и призывы. Втолкнули в темную комнату – и все. Она не удержалась на ногах и упала, ударившись подбородком обо что-то твердое. Это была ручка кресла. В кресло она и заползла и вот сидела уже который час, чувствуя, как ноет челюсть, ощущая железистый привкус крови во рту (наверняка рассадила губу) и тупо размышляя о том, что было, что будет… а чего уже не будет никогда.

Самым ужасным казалось то, что ее выдали. Выдали, предали, продали! Если бы настигли в погоне, если бы схватили охранники – это было бы как-то… закономерно, логично, что ли. Но просто люди – русские! – выдают беглянку, не преступницу, а несчастную, замотанную до крайности девку, – явно криминальным элементам, явно темным личностям, – это было просто непостижимо уму. И стоит вспомнить раболепие, с каким дожидались Ноздрюк, Геннастый и прочие хоть словечка поощрения охранников, выпрашивали его, как подачку! Лёля на миг испытала даже нечто вроде мстительного торжества при виде пренебрежения, с каким обитатели замка отнеслись к этим предателям. Да ведь их здесь ни во что не ставили, а они-то как старались! Почему? По какой такой причине? За те твердые денежки, которые платит им Хозяин? За гарантированное благополучие? За уверенность в завтрашнем дне?

Ну что ж, это не так уж мало в наш безумный век, в нашей обезумевшей стране… Если на одну чашу положить эту самую обеспеченность, уверенность, благополучие, а на другую жизнь какой-то неизвестной побродяжки, какая чаша перевесит? Уж точно не Лёлина…

А странно все-таки: вся благополучная деревня во главе со своим мутно-рыжим, как Чубайсер, старостой ополчилась против несчастной беглянки, и только одна бывшая самогонщица, затаившая зло на своих более удачливых односельчан, попыталась ей помочь – как бы из принципа, из чувства протеста. Печальная, печальная получается картина, а что самое печальное, так это то, что чем дальше, тем больше убеждалась Лёля: нет у нее особого зла к Ноздрюку и его команде предателей.

…Мама не зря называла ее философкой: Лёлю хлебом не корми, только дай подвести теоретическую базу под какую-нибудь пакость – и найти ей оправдание. «Девчонке надо было учиться на психолога! – ворчал, бывало, папенька. – Это ты, Маринка, ее сгубила своей историоманией. И кто она теперь? Никто! А был бы замечательный психоаналитик. Это же престижнейшая профессия!»