Твой личный враг

– Мы, пап, не в Средние века живем, – говорю я, вспоминая слова Дани, которые он сказал мне на прощание. – Мне не нужно твое благословение. Я правда сожалею, что ты узнал обо всем таким образом. Я много раз хотела рассказать, но не смогла, так как знала, как ты к этому отнесешься. Но Даню я не брошу.

– Это мы еще посмотрим! – говорит он, и его губы сжимаются в тонкую линию.

– С тобой сейчас бессмысленно разговаривать, – говорю я смиренно. – Пойду в свою комнату.

Как только я поднимаюсь к себе, силы покидают меня. Опускаюсь на край кровати и долго смотрю в одну точку. В голове царит хаос, на душе пусто. С одной стороны, чувствую облегчение, что объяснение позади, с другой – не представляю, как разрешить ситуацию, не причинив боль близким мне людям.

Из транса меня выводит слабый звук телефона, доносящийся из рюкзака. Достаю трубку и, едва взглянув на экран, прикладываю к уху:

– Как все прошло? – спрашивает Даня. Кажется, что он совершенно спокоен, но я чувствую, что за нарочитой уверенностью кроется беспокойство.

– Плохо, как я и ожидала, – со вздохом отвечаю я.

– Давай я приеду, – предлагает он. – Поговорю с ним.

– Не самая лучшая идея, – возражаю я. – Сейчас точно нет. Пусть он остынет.

– Приедешь домой?

Дом. От этого слова сердце томительно сжимается. Он называет нашим домом свою квартиру. Странным образом я тоже чувствую себя там дома больше, чем в этой комнате.

– Сегодня побуду у родителей, – говорю я. – Завтра увидимся, ладно?

Когда я заканчиваю разговор, в комнату без стука входит отец. Его неподвижное лицо похоже на восковую маску, и от нехорошего предчувствия у меня болезненно щемит сердце.

– Больше ты его не увидишь, – говорит он безапелляционно. – Будешь ездить на учебу и обратно с охраной. С сегодняшнего дня встречи по вечерам тебе строго запрещены.

В замешательстве смотрю на отца, не в силах поверить в то, что он только что произнес. С усилием заставляю себя избавиться от гнетущего чувства обиды и разочарования и твердо произношу:

– Ты забываешь, что я уже совершеннолетняя. Ты не можешь приказывать мне.

– Могу и буду! Ты моя дочь, – его холодный чужой взгляд на мгновение лишает меня способности дышать.

– Но я не твоя собственность! Пап, как ты не понимаешь, что этим ты ничего не добьешься, – произношу уже тише, в надежде достучаться до него. – Я люблю Даню, слышишь?

– Разлюбишь, – бросает он. – Встречаться вам я не позволю.

– Не позволишь? – повторяю я, как болванчик.

Отец стоит в центре моей комнаты, уперев руки в бока, а я не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Что это не сон. Чувствую, как внутри зреет протест. Не говоря больше ни слова, беру из шкафа спортивную сумку и начинаю кидать туда вещи.

– Что ты делаешь?

– Ухожу, – говорю я, чувствуя, как от необратимости этих слов внутренности сжимаются в комок.

С силой тяну замок на сумке, хватаю рюкзак и несусь прочь из комнаты.

Отец догоняет меня у входной двери, больно хватая за запястье.

– Если ты уйдешь сейчас… – незаконченная фраза обещанием повисает в воздухе.

– То что, пап? – спрашиваю, вызывающе глядя ему в глаза. – Я тебе больше не дочь?

– Это ты сказала, не я, – говорит от мрачно.

– Это написано на твоем лице! – выдергиваю руку и быстро иду вниз по лестнице.

Дергаю с вешалки пуховик и натягиваю его на себя, но папа вновь цепко хватает меня за руку.

– Прикуешь меня цепями, чтобы я не ушла? – бросаю запальчиво.

С минуту отец смотрит на меня так, словно впервые видит. Я наблюдаю, как эмоции сменяют друг друга на его красивом лице. Как складка перерезает лоб, как опускаются вниз уголки губ, и судорожно дергается кадык на шее.

Он демонстративно отпускает мою руку и отходит на шаг назад.

– Своего Благов уже добился, – говорит он с невыносимой мукой в глазах. – Когда он бросит тебя и ты придешь обратно, не говори мне, что я тебя не предупреждал.

Когда за отцом закрывается дверь кабинета, я все еще стою у входа, сжимая похолодевшими пальцами ручку сумки. Горло сжимает спазмом так, что мне с трудом удается вздохнуть.

В этот миг из комнаты Андрюши, тихо прикрывая за собой дверь, выходит мама.

– Мира, – растерянно произносит она, глядя на мое печальное лицо. – Отца не слушай. Не смей. Для него Благовы как красная тряпка для быка. Не уходи. Дай ему успокоиться.

– Мам, не останусь я, к Дане поеду, – говорю я, старательно отводя глаза, на которых стремительно собирается влага. – Так будет лучше для всех. Для меня в первую очередь. Не волнуйся. Лучше папу успокой. Поговорим завтра, ладно? Извини меня.

Мама порывисто обнимает меня и шепчет:

– Тебе не за что извинятся. Я все понимаю, дочка.

– Правда?

– Конечно.

Через минуту я выхожу из дома.

Долго сдерживаемые слезы градом катятся по щекам. Пульс дико бьется где-то в горле. Когда за мной щелкает замок входной двери, вдруг чувствую, что оставляю позади не только родителей: там, за дверью, остается и мое беззаботное детство.

Глава 38