– Ты уверена, что не хочешь сделать это вместе? – спрашивает Даня, останавливая свой автомобиль возле моего дома.
На его лице лежит тень беспокойства, брови нахмурены, рот крепко сжат, а мне не хочется, чтобы из-за меня он переживал.
– Уверена, – делаю слабую попытку улыбнуться. – Это только моя… Моя битва.
– Почему это должно быть битвой? Мира, мы живем в двадцать первом веке, твой отец поймет, – с уверенностью, которую я бы с удовольствием у него позаимствовала, говорит он.
– Я позвоню тебе, – отвожу глаза и цепляюсь за ручку дверцы, чтобы уйти раньше, чем окончательно расклеюсь. – Спасибо, что подвез.
Собираюсь выйти, но Даня не позволяет: сжимает мою ладонь, вынуждая взглянуть ему в глаза. Когда я это делаю, он мгновение удерживает мой взгляд, а потом тянет к себе.
Поцелуй выходит коротким, но крепким и многозначительным. Им Даня словно напоминает мне о своей роли в моей жизни.
– Если это битва, пожалуйста, не забывай, за что ты сражаешься, – просит он, прежде чем выпустить из своего захвата мою руку.
Пока я иду к дому, эти слова то и дело вспыхивают в голове. Я чувствую в себе силы противостоять отцу, но внутри все дрожит, и футболка под курткой, кажется, влажная от нервной испарины.
Я справлюсь. Знаю. Нужно просто объяснить папе, что я чувствую. И он поймет. Он всегда меня понимал.
Поправив упавшую на лицо прядь волос, глубоко вдыхаю и выдыхаю, прежде чем потянуть на себя ручку входной двери.
Дом встречает меня тишиной. Бросаю взгляд на часы в прихожей, понимая, что мама с Андрюшей в это время обычно на прогулке. Хорошо. Лучше, если этот разговор пройдет без свидетелей.
Отца я нахожу в кабинете. Он стоит возле окна вполоборота к двери. В руках у него стакан с виски, галстук спущен, а верхние пуговицы рубашки расстегнуты, словно ему нечем дышать.
Интересно, он видел, что меня привез Даня?
Мнусь у двери, не решаясь первой начать разговор. И отец не торопится. Рассматривает меня с непроницаемым лицом, словно я букашка для изучения, наколотая на булавку.
– Как долго? – наконец бросает он.
От его тона по позвоночнику бежит холодок страха, но я даже не пытаюсь делать вид, что не понимаю, о чем он.
– Мы встретились в Сочи, – говорю тихо. – И потом на юбилее сенатора, на который я тебя сопровождала.
– Три месяца? – изумленно выдыхает он. – Три чертовых месяца, Мирослава?
Я киваю.
– Из-за него ты с Сашей рассталась? – спрашивает отец, напряженно хмуря брови, словно пытается в голове сложить картинку пазла.
Вновь киваю. Теперь для меня нет пути к отступлению. Осталась только правда, которую я так долго вынашивала в себе.
– Я люблю его.
– Неужели ты не понимаешь, что он использует тебя?!
– Ты считаешь, что меня не за что любить?
– Он Благов! О какой любви ты говоришь? – взрывается он. – Эта семейка пойдет на все, чтобы уничтожить нас.
– Даня не такой, – настаиваю я, воинственно поднимая подбородок.
– Даня? – повторяет отец неприязненно, словно пробует дорогое мне имя на вкус. – Значит, Даня. Твой Даня замешан в попытках своего отца переманить всех наших крупных клиентов.
– Он не работает с отцом, – возражаю я. – Если бы ты только дал ему… Нам шанс. Я бы познакомила вас, пап. Он…
– Меня не надо с ним знакомить, я прекрасно его знаю! – перебивает он. – Скорее всего, даже лучше, чем ты сама. Лично видел его на проекте в Питере в прошлом месяце.
– Это было лишь однажды, – убежденно говорю я, вспоминая тот единственный раз в самом начале наших отношений, когда Даниил летал в Питер. – Он не имеет никакого отношения к этому проекту. Он не станет…
– Наивная дурочка! – бросает отец, с грохотом ставя недопитый бокал на стол. – Еще как станет!
– Он бы не стал мне лгать, – упрямо говорю я, бесстрашно встречая его мрачный взгляд.
В наступившей тишине хлопок входной двери раздается оглушительно громко. Через открытую дверь кабинета до нас доносится нежный воркующий голос:
– Посмотри-ка, сынок, твой папа и сестричка решили навестить нас днем.
Стоит маме с Андрюшей на руках зайти в кабинет, отец бросает на нее испытующий взгляд:
– Ты знала об этом?
Она непонимающе переводит глаза с меня на папу и обратно.
– Мама не знала, – вмешиваюсь я. – Никто не знал.
– О чем я не знала? – напряженно спрашивает мама, очевидно, улавливая гнетущую атмосферу в комнате.
– О том, что наша дочь за нашими спинами играет в любовь с младшим Благовым! – яростно рычит отец.
От злобных интонаций в его голосе Андрюша начинает хныкать.
– Следи за своим тоном, – осаждает его мама. – Мира?
Взгляд мамы, который она переводит на меня, почти ласковый. В нем нет осуждения, только немой вопрос.
– Да, я два месяца встречаюсь с Даниилом Благовым, – отвечаю воинственно.
– Это тот мальчик, которого мы видели на приеме летом? – спрашивает она.
– Да, это тот самый «мальчик», – язвительно цедит отец. – Вскружил ей голову.
– Он любит меня, – говорю твердо. – Я люблю его. И у нас отношения.
– Через мой труп ты будешь встречаться с кем-то из этой семьи, – от зловещего тона, которым он произносит эти слова, мой желудок сводит судорогой.