Твой личный враг

– Спасибо, что согласилась поехать со мной, – ладонь папы накрывает мои сцепленные на коленях пальцы, пока автомобиль с водителем несет нас по заснеженным улицам февральской Москвы. – Я знаю, тебе сейчас не до развлечений.

– Пап, как я могла не поехать? – отвечаю робко.

– Я бы с удовольствием остался дома с мамой и Андрюшей, но этот человек, – папа устало морщится и говорит так, словно оправдывается: – Мне действительно нужно его лобби, если я хочу, чтобы мы сохранили стройку в Петербурге.

– Пап, не нужно передо мной оправдываться, – говорю я совершенно искренне. – Я рада, что могу поддержать тебя. Правда.

Он кивает и откидывает голову на спинку сиденья, прикрывая глаза. В последнее время папа сам не свой. Уставший. Рассеянный. Разрывается между домом и работой. И на его фоне мои собственные проблемы и переживания вдруг кажутся мне надуманными и смехотворными.

Прием проходит в одном из самых роскошных отелей города. Сегодня здесь присутствует весь цвет высшего общества Москвы. Не звездного и журнального. А того, который имеет реальный вес в экономической жизни не только столицы, но и всей страны.

– Прекрасный вечер, не правда ли? – в ответ на обращенную ко мне светскую фразу, я вежливо улыбаюсь и согласно киваю.

Под руку с отцом я по кругу обхожу зал, приветствуя его знакомых. Некоторых из них я уже встречала на том самом первом московском приеме летом. Кого-то папа представлял мне впервые.

– Влад, ты не говорил, что у тебя такая красавица-дочь, – с широкой улыбкой приветствует меня именинник, Алексей Вениаминович Селезнев. Довольно молодой сенатор, который, по слухам, меняет любовниц с той же регулярностью, что и свои костюмы.

– Предвидел твою реакцию, – смеется папа, но в его голосе я слышу предостережение.

– Я помню о твоей просьбе, – уже серьезнее произносит Селезнев. – В понедельник набери меня около одиннадцати. Обсудим.

Папа согласно кивает.

– Но сегодня о делах не будем, – предупреждает виновник торжества, жестом подзывая официанта и вручая нам по бокалу шампанского. – Наслаждайтесь. Мирослава, надеюсь, ты сохранишь за мной один танец.

Опускаю глаза, чувствуя, как щеки совсем некстати алеют, и делаю глоток из высокого бокала, ощущая, как горло пощипывают пузырьки дорогого игристого. Мы отходим от Селезнева, но лишь для того, чтобы быть перехваченными другими гостями, которые хотят поприветствовать отца.

В карусели знакомств я забываю о времени и даю себе возможность просто насладиться вечером, с интересом глазея по сторонам. Так продолжается ровно до того момента, как в противоположном углу я замечаю высокую фигуру в черном.

На миг мне кажется, что земля качается под ногами. Застываю на месте, до боли в костяшках стискивая пальцами рукав пиджака отца, и не могу вздохнуть. Не может быть, что это не галлюцинация. Я так долго мечтала о новой встрече с Даниилом Благовым, что, наверное, приняла за него кого-то другого. Это не он. Не он.

Но это он. Я это знаю, чувствую, еще до того, как он оборачивается, потому что ни один человек кроме него никогда не оказывал такого воздействия на мой разум и чувства.

Даниил одет в строгий черный костюм и белую сорочку, которые выгодно подчеркивают его подтянутую фигуру и широкие плечи. Густые черные волосы стали короче, но гордая посадка головы, чеканный профиль и пухлые губы те же, что я знала в той прошлой жизни, ограниченной горной долиной. И все, что я не должна была чувствовать к человеку, который обманул мое доверие, вдруг вернулось: глупая и нелепая вспышка неконтролируемой радости, тупая тяжесть в груди и приятная невесомость, патокой растекающаяся в животе.

Чтобы избавиться от непрошеных ощущений, мне требуется несколько секунд, но все это время я не могу оторвать от Благова глаз, с каким-то мазохистским наслаждением изучая его волевой профиль и теряясь в противоречивых желаниях сбежать и сделать так, чтобы он меня заметил.

Впрочем, последнее случается еще до того, как я определяюсь, чего же хочу больше. Даниил вдруг разворачивается прямо ко мне и от вызывающего выражения его пронизывающих синих глаз мое горло сводит болезненной судорогой, а кожа на руках покрывается мурашками. В этот миг мне даже кажется, что я в одиночестве стою в центре темного туннеля и слышу гул приближающегося поезда, но даже под страхом смерти не способна сдвинуться с места.

– Мира, ты в порядке? – обеспокоенный голос отца с опозданием напоминает мне, что я здесь не одна наедине со своей болью из прошлого, что вокруг меня люди, которые с недоумением поглядывают на меня.

Как лунатик, ошеломленно смотрю по сторонам, стараясь собраться с мыслями, но я так взбудоражена своей реакцией на Благова, обезоружена физическим и эмоциональным возбуждением, что не могу успокоиться.

– Прошу прощения, – вежливо произношу я, прилагая максимум усилий, чтобы мой голос не дрожал. – Я ненадолго отлучусь.