Тутанхамон

— Твоё величество, ты хочешь спасти своего супруга, владыку страны Кемет? Ты не желаешь, чтобы повторились времена великих смут, разрушительных для Кемет? Дом Солнца был построен великим Эхнатоном. Удержать его...

Он не стал продолжать, в этом не было смысла, я знала правду, я была дочерью своего отца. Я стояла перед Эйе, чувствуя себя совсем маленькой, беспомощной девочкой. Руки мои ослабели, колени стали подобны воде, голос моего сердца не долетал до меня. Так никогда ещё не было. Так не было даже при земной жизни отца, великого Эхнатона. И впервые я поняла, что мы теперь остались одни, навеки одни...

— Это твоё последнее слово?

— Последнее, великая госпожа.

— И нет другого пути, кроме предательства?

— Это не предательство царственного Солнца, это только шаг.

— Шаг в сторону врага — не предательство?

— Нет, великая госпожа.

— А что же это?

— Это мудрость, только мудрость. Спасти Кемет можно только оставшись в живых.

— Неужели опасность так велика? Неужели власть фараонов не священна?

— Разве священная власть фараонов уберегла от ножа убийцы Аменемхета, разве спасла она фараона Джедефра[100]?

— Но поднять руку на моего мужа, который никому не причинил зла!

— Человек, ослеплённый яростью, порой не отличает белое от чёрного, света от тьмы. Он принял случившееся с ним за волю фараона, неважно какого, и он поднимет руку на эту власть, кто бы ни сидел на троне Кемет.

— Ты говоришь о знати Опета?

— И о ней тоже, великая госпожа.

— И о знати Она?

— И о ней.

— Неужели возможно такое?

— Всё возможно, великая госпожа, на этом свете всё возможно. И мой долг — предупредить тебя об этом.

— А если мы не послушаемся тебя? — Вдруг пришла ко мне простая мысль, что можно не послушаться! — Если останемся здесь, в Ахетатоне?

— Тогда его величество столкнётся лицом к лицу со всеми оскорблёнными в Кемет, а их больше, чем песка в пустыне, великая госпожа. И когда эти люди поднимутся сразу все и захотят взять власть в свои руки, не стены этого роскошного дворца станут им преградой.

— Клянусь священным именем Атона... — Я вдруг почувствовала, что руки мои бессильно опустились, у меня не было уже сил ни возражать, ни смотреть в глаза Эйе, ни даже соглашаться с ним. — Мне не пристало идти против решения моего царственного супруга. Пусть будет так, как ты говоришь. Если бы я не знала твоей преданности нашему дому, я...

Я не договорила. На меня смотрели спокойные, твёрдые глаза.

...Анхесенпаатон проскользнула в мои покои, прижалась прохладной щекой к моей щеке. Ей недавно минуло одиннадцать лет, я не успела заметить, как безмолвно, неуловимо превратилась моя сестра в маленькую женщину. Она была любимицей отца, но я не чувствовала ревности, ведь я была царицей Кемет, а она всегда была принуждена оставаться только царевной, у которой нет иных забот, кроме нарядов и развлечений, охоты и музыки, жертвоприношений и церемоний. Погруженная в свои невесёлые думы, я не сразу ответила на её приветствие, она опустилась на колени рядом с моим ложем, ласково взяла мои руки в свои, такие тоненькие и нежные, как стебельки цветов.

— Мне хочется спросить, сестра, мне нужно услышать... Скажи, почему мужчины так много времени отдают охоте, военным упражнениям и учёным занятиям? Разве нет на свете ничего иного, что могло бы стать отрадой для них?

Я улыбнулась ей, вздыхавшей совсем по-взрослому, тяжко и горько.

— Это ты говоришь о Тутанхатоне? Это он отдаёт всё время охоте, военным упражнениям и учёным занятиям?

Я могла бы и не произносить этого, глаза сестры сразу сказали мне, что я угадала, что нечаянно выпущенная стрела попала в цель. Такой крошечной и хрупкой казалась она, что трудно было поверить в серьёзность её речей и мыслей. Но я слишком хорошо знала её, все мы слишком хорошо знали друг друга...

— Он хочет стать полководцем и ни о чём другом не думает, как только взять в руки меч и защищать Кемет от врагов. Но где они, эти враги? Я их не вижу. Это Эйе видит их, знает о них. Эйе и другие советники, а я не хочу знать! Я хочу видеть его повседневно, непрестанно...

— Анхесенпаатон, мужчина есть мужчина, даже если он очень юн. Вот видишь, твой Тутанхатон не владыка Кемет, а его время не принадлежит ни ему, ни тебе. Что же говорить и о чём тогда сокрушаться мне?

Она взглянула исподлобья.

— Кто же установил такой порядок?

— Великие фараоны, Анхесенпаатон. Так заведено, и так будет всегда. Благодари великого Атона за то, что вам не дано изведать государственных забот. Но кем бы ни стал Тутанхатон — полководцем или наместником земли Буто, ты будешь редко его видеть. А ведь он не фараон...

— К счастью! Но я хочу видеть его. Я боюсь, что он захочет отправиться на войну с хатти вместе с Хоремхебом, который вернётся на границы после дней великой скорби. И я буду как жена Хоремхеба, которая не видит его от восхода до восхода звезды Сопдет...

— А разве ты уже жена Тутанхатона?

Она вдруг заплакала — так неутешно и горько, что я пожалела о своих неосторожных словах.

— Разве можно думать об этом в дни великой скорби? Он забудет обо мне, как только взойдёт на боевую колесницу...