Тутанхамон

Глаза у него были такие, как воды Хапи в месяцы шему — тёмные, без блеска, только в зрачках, окружённых мелкими лучиками синеватого оттенка, изредка вспыхивал огонёк, как какая-нибудь звёздочка, глядящаяся с небес в зеркало великой реки. И когда я увидела их так близко, мне показалось, что всё вокруг перестало существовать и обратилось в эти глаза.

— Твоё высочество, это моя дочь Бенамут.

— Почему она плачет? Ты чем-нибудь обидел её? — Улыбка скользнула по лицу моего отца, мудрая, таинственная улыбка. Кто лучше него, того, кто знал всю сокровенную суть моего Ба, мог догадаться о том, что происходит? И мой отец сказал:

— Клянусь священным именем Атона, твоё высочество, в её слезах я неповинен.

Мне всегда казалось, что мой отец угадал в этом мальчике нечто, что было скрыто от остальных. Теперь я видела это воочию в его заботе о ком-то безвестном, кто тихо плакал за занавеской в мастерской скульптора. Его высочество Тутанхатон пожелал, чтобы я предстала перед ним.

— Твоё имя Бенамут? Отчего ты плачешь, что случилось с тобой?

Могла ли я объяснить ему, если и сама тогда не знала, что происходит со мной? Молча стояла я перед ним, стараясь сдержать слёзы. Но они всё текли и текли по моему лицу, из горьких превращаясь в счастливые. Отец пришёл мне на помощь, ласково сказал:

— Твоё высочество, Бенамут огорчена тем, что нечаянно разбила глиняную статуэтку, над которой я долго трудился. И хотя я утешал её и говорил, что мне нетрудно будет сделать такую же, она не нашла утешения в моих словах и продолжает оплакивать мою потерю.

Его высочество улыбнулся, и я улыбнулась сквозь слёзы и кивнула головой, чтобы подтвердить истинность слов отца.

Улыбнулся и жрец, стоявший за спиной мальчика, и от этих улыбок слёзы мои стали высыхать, словно и в самом деле были слезами маленького горя.

— Не плачь, — сказал его высочество, — возьми это ожерелье, носи его. Оно красивое и достойно твоей красоты.

Он снял со своей шеи ожерелье из золотых и фаянсовых бусин и подал мне, и его улыбка была ярче блеска золота. Упав на колени, я поблагодарила его высочество Тутанхатона за оказанную мне милость и прижала ожерелье к груди, и оно грело меня, как благодатные лучи солнца. Его высочество смотрел на меня, и я поняла, что понравилась ему. Нехорошо было так долго занимать внимание его высочества и отрывать от работы отца, и я поспешила удалиться, сопровождаемая взглядом и улыбкой царевича. Выйдя во двор мастерской, подняла я взор к небесам, посмотрела на солнце. Разве оно красивое? Золотое, яркое, жгучее — да, но не красивое, потому что в душе не возникает нежности, когда глядишь на него. Раньше были другие боги. И самый красивый из них — молодой Хор, сын Осириса, победитель злобного Сетха, Хор-красавец, Хор-чудо, Хор — воплощение благородства, ума, доброты. Теперь у Бенамут есть для него земное имя — Тутанхатон...

* * *

Этого молодого военачальника звали Кенна, он был старше меня на десять лет, он казался совсем юным, но на лице его уже был шрам от удара, нанесённого рукой кочевника хабиру, шрам, делавший его мужественнее, старше своих лет. Он был другом царевича Джхутимеса, был другом могучего полководца Хоремхеба. Его мать, достойная и почтенная Ренпет-нефр-эт, пожелала иметь изображение своего любимого сына, и он пришёл в мастерскую моего отца, где сразу же завязался дружеский и весёлый разговор. Пока отец работал, то касаясь лица Кенна, то отходя к своему рабочему столу, на котором изготовлял слепок из глины, Кенна рассказывал о последней победе Хоремхеба над кочевниками шасу[93]. Он не уставал превозносить мужество и неутомимость Хоремхеба и в этом был подобен царевичу Джхутимесу, восторженная любовь которого к первому полководцу Кемет была известна всем в Ахетатоне. Отец улыбался, слушая его, и мне, сидящей в углу мастерской и занятой перемешиванием глины, было весело.

— Кто говорит, что Кемет менее могущественна, чем во времена великого Джхутимеса? Кто говорит, что могут повториться времена владычества царей-чужеземцев[94]? Кто осмеливается утверждать, что дальние степаты могут отпасть от Кемет и обратиться в её злейших врагов? Я льву не пожелал бы оказаться в пустыне глаза в глаза с Хоремхебом!

Глаза молодого военачальника горели восторгом, и руки его творили в воздухе замысловатые жесты, как это свойственно жителям Сати. Но хотя в жилах Кенна не было ни капли чужеземной крови, он был подобен чужеземцам в восторженности и неумеренности своего преклонения перед любимым полководцем.

— Кто говорит, что могущество Кемет всего лишь призрак?

Отец мой опустил глаза, скрывая улыбку.

— Но ведь говорят, господин Кенна.

— Говорят бездельники, у которых языки что вымоченный папирус! Каждый, кто видел Хоремхеба в бою, скажет, что это ложь!

Отец поспешил унять горячность молодого воина:

— Не только в войне дело, господин Кенна. Разве торговля не важна? Царская казна пустеет, и даже если Хоремхеб захватит богатую добычу...

— Казна переполнится военной добычей Хоремхеба!

— Казна Дома Солнца, — тихо сказал отец.