Тутанхамон

Сегодня небо раскалено до предела, сегодня кроны пальм кажутся купающимися в расплавленной меди, и вершины пирамид слепят глаза невыносимым блеском, багряным и золотым. Защитив ладонью глаза от слепящих солнечных лучей, я наблюдаю за тем, как его высочество царевич Тутанхатон стреляет из лука, как выпущенные им стрелы летят сквозь медные кольца, не задевая их. Хорошо! Клянусь священным именем Ра, этот мальчик в искусстве стрельбы далеко опережает не только царевича Нефр-нефру-атона, но и его величество фараона, да будет он жив, цел и здоров[69]! Всего восемь раз восходила над ним священная звезда Сопдет, но рука и глаз его верны, как у опытного лучника. Слишком хрупкий для того, чтобы хорошо управляться с палицей, он всё увереннее обращается с луком и дротиком. Хорошо! Кольца ярко блестят в солнечном свете, медь превращается в золото, чёрная косичка царевича на солнце тоже кажется золотистой. Всё — золото, всё — блеск, всё — быстрый бег, полёт, высота и скорость. Сможет ли стрела, пущенная им, сбить мою на лету? Говорят, великий фараон Снофру мог выпустить одну за другой двенадцать стрел, и каждая из них в полёте настигала другую. Он поставил на колени страну Куш, и она теперь покорно платит дань! Он покорил ливийские племена, и хотя до сих пор они изрядно тревожат наши границы, до былого могущества им далеко. Синай, Ханаан, Джахи! Горько думать об этом, когда видишь, как нагло ведут себя хатти и хабиру. Если бы во главе войск фараона не стоял Хоремхеб, они, пожалуй, добрались бы и до границ земли Буто[70]. Хоремхеб — вот чья слава подобна славе царственного солнца! Хоремхеб — вот имя, которое дам я своему первому сыну!

А всё же Хоремхебу повезло, потому что, будь на месте его величества Эхнатона другой фараон, ему никогда бы не выбиться в ряды новой знати. Их, облагодетельствованных фараоном, несметное множество, больше, чем песка в Ливийской пустыне. Их, подобных сорной траве, великое множество в царских цветниках. Их, допущенных к трапезе Великого Дома[71], больше, чем было раньше богов во всей стране Кемет. Кто среди придворных может похвастаться, что его предки делили трапезу с богами, правителями Кемет? Разве что Эйе. Мудрый Эйе, могущественный Эйе, которого порой не видно из-за спины Хоремхеба. Впрочем, если бы внезапный гнев не обрушился на военачальника Маи, столько лет бывшего первым из друзей царя... Но Хоремхеб — герой из героев. Хвала Хоремхебу, храброму Хоремхебу, возлюбленному Сохмет[72], возлюбленному Ра. Хвала им, тем отважным воинам, благодаря которым Кемет ещё зовётся могущественной державой!

— Джхутимес, прошу тебя, ещё раз!

Стрела взвивается в воздух, сопровождаемая тонкой музыкой натянутой тетивы, стрела летит вверх, к полуденному небу, к полуденному солнцу, к подножию трона Сохмет. Тутанхатон выстрелил наудачу, солнце слепит его. Но рука, верная и зоркая рука хорошего лучника, не ошиблась и на этот раз. Моя стрела сбита, моя стрела не долетела до неба. А казалось, что она летит прямо в грудь Атона, зримого солнца. В грудь царствующего солнца, отца фараона? Божеству не страшны стрелы, но запрещено произносить слово «бог», но божественная сила превратилась в царскую мощь, но больше нет благого бога, есть только два великих фараона, солнце и его сын. Отец мой и Эхнатона, царственный Аменхотеп, должно быть, скорбит там, в Аменти, среди сонма богов, ибо все боги Кемет умерли, и их тела лишены погребения. Как может быть иначе, если образы их уничтожаются повсеместно?

— Джхутимес, ты доволен мною?

Мы в близком родстве с ним, ведь я — сводный брат его матери, красавицы Нефернаи, и сводный брат царствующего фараона, но, занимая почётную должность наставника юного царевича в военных упражнениях, я невольно чувствую себя подчинённым. Происходи всё при моём отце и его деде, великом Аменхотепе III, я был бы уже командующим корпуса Ра[73]. На моём теле шрамы от ран, полученных во время похода в страну Куш, и Тутанхатон смотрит на них с восхищением.

— Как это было, Джхутимес? Расскажи!