Тутанхамон

— Ты подумала, Тэйе, что я согласился на предложение царя Хатти? — устало спросил Эйе, он даже не возмутился, не огорчился тому, что ясно видел по выражению моего лица. — Нет... Что может быть нужно мне, чати и первому из друзей фараона? Дело совсем в другом... — Он закашлялся, и я с состраданием взглянула на него — таким беспомощным, таким одиноким вдруг показался он мне, обессилевшим, изнемогшим под непосильной тяжестью.

— В чём же дело, Эйе? Тебе грозит опасность, если кто-нибудь узнает о послании хатти, если кто-нибудь донесёт Хоремхебу, но ты можешь опередить врагов, явившись к фараону с этой табличкой, и он поверит тебе более, чем кому-либо...

— Теперь может и не поверить, Тэйе.

Онемев от изумления, я смотрела на него — не сон ли это? Не бредит ли он, не обманывает ли меня мой слух?

— Тэйе, это так, теперь это так. Ещё до отъезда в Опет я начал отговаривать фараона от войны, ибо сейчас, когда восстанавливаются святилища богов по всей стране, им нужно золото, царское золото. Всех принесённых в последнее время жертв недостанет, чтобы обеспечить храмам достойное их существование, а ведь войско потребует много средств. Разве мог допустить это верховный жрец Амона-Ра?

— Но что же фараон?

— Фараон рвётся на войну, фараон хочет быть похожим на своего великого предка Джхутимеса. А все владыки Кемет, которые привыкали носить военный шлем, постепенно отходили от храмов, переставали снабжать их золотом, приносить жертвы... Так повелось издавна, Тэйе, так может случиться и на этот раз. Но это не самое опасное, нет... Тутанхамон восстановил храмы по всей стране, он щедро одарил их, он не обидит их и в том случае, если взойдёт на боевую колесницу. К тому же не очень он похож на воина, слишком изящен и хрупок для этого. Дело в том, что, если Хоремхеб отправится на войну с хатти и победит, уже никто не сможет помешать ему быть единственной рукой фараона. И все мои заслуги, весь мой опыт ничего не будут значить, Тэйе, перед словом полководца-победителя.

— Так не допусти этого!

— Как?

— Будь откровенен с фараоном. Всё расскажи ему, всё поведай о кознях Хоремхеба. Тутанхамон поверит тебе, ведь он любит тебя...

— Кто-то рассказал ему, Тэйе, о деле с немху, о гибели Кийи. Не думаю, что Хоремхеб, он и сам не был чист, но кто, догадаться не могу. Если только Кийа рассказала обо всём своему любовнику, царевичу Джхутимесу... Теперь же, если откроются мои дела с царём Хатти, меня ничто не спасёт. Конечно, Тутанхамон не прикажет утопить меня в водах Хапи, но удалить от себя, даже отправить в изгнание — кто помешает ему сделать это? Я не хотел бы, чтобы этим увенчалась моя многолетняя служба. Но силки слишком крепкие, Тэйе, мне из них не вырваться...

— Даже тебе, Эйе?

— Даже мне. Это послание жжёт мне руки, вернее всего было бы его уничтожить, но может случиться так, что мне придётся прибегнуть к помощи царя Хатти. Если наступит такое время, когда Хоремхеб будет единственным советником фараона...

— Но фараон никогда не допустит твоей гибели.

— Даже если его уверят в моём предательстве?

Я замолчала, ибо в его словах была горькая истина. Не начни он так рано разговоров о ненужности войны с хатти, не получи он этого послания Супиллулиумы, всё было бы иначе. Но кто же теперь докажет фараону, что Эйе беспокоится о храмах, а вовсе не о благополучии царства Хатти? И я почувствовала своё бессилие, ибо будущее представилось мне мрачным лабиринтом, в котором каждый закоулок грозил гибелью. «Неужели мы заслужили это, — подумала я, — о боги, неужели заслужили?»

— Если ты позволишь мне, я попробую Действовать через царицу. Она юна и очень наивна, но тем легче будет направить её мысли в нужное русло.

Эйе невесело усмехнулся.

— Анхесенпаамон? Она не имеет никакого влияния на фараона, она только нежный цветок, обвившийся вокруг его сердца. К тому же она беременна, все её мысли заключены только в этом. Это не поможет, Тэйе, может только навредить. Ты знаешь её лучше, чем я, ты должна это понимать.

— Когда человек тонет, Эйе, он хватается за стебель лотоса, веря, что тот удержит его на поверхности. Если я сумею убедить Анхесенпаамон в том, что война грозит жизни прежде всего её мужа, который собирается лично участвовать в сражениях...

— Испугать её судьбой Секененра[144]? Вряд ли это поможет. Войну она видит такой, как её изображают на каменных плитах, к тому же твёрдо верит, что её муж находится под особым покровительством богов...

— А разве это не так?