Тутанхамон

Оба наших города разрушены, перепутались дороги.

Я ищу тебя, потому что жажду видеть тебя.

Я в городе, в котором нету защитной стены.

Я тоскую по твоей любви ко мне.

Приходи, не оставайся там один! Не будь так далёк

от меня!

«Плач Исиды по Осирису»

Пристало смерти имя «Приходи».

Кого ни призовёт к себе — приходит.

И смертный страх объемлет их сердца.

Лица её увидеть не дано

Ни людям, ни богам. Её рука

Равняет знатного с простолюдином.

Ни от себя, ни от кого на свете

Её перста вовек не отвести...

«Плач по усопшим»

ЖРЕЦ МЕРНЕПТА

Кто знал тогда, кто мог предвидеть, что это блестящее царствование уже клонится к закату? Слишком быстро, слишком успешно свершилось то, что казалось небывалым, что не было бы под силу и самому Эхнатону, если бы вдруг решил он повернуть свою дорогу вспять и восстанавливать то, что разрушил. Но прав был мудрый Раннабу, изрёкший однажды под звёздным небом горькую истину: память о разрушителях живёт дольше, имена же тех, кто воздвигает поверженное в прах, стираются в памяти поколений. Оба мы знали, что прогремит в веках грозное имя Эхнатона, что скроется под песками короткой памяти и людской неблагодарности имя Тутанхамона, юного царя, принявшего на свои плечи непосильную тяжесть, которая придавила его к земле и остановила в самом начале блестящего пути. С тревогой смотрел я на него, с тревогой видел, как окрепшие крылья молодого сокола увлекают его всё выше и выше, к самому солнцу. Мой мальчик, сын моего Ба, заменивший в моём сердце всех, кого любил я когда-то и утратил безвозвратно, уже не мог остановиться в своём полёте, не мог сложить крыльев, не мог разжать пальцы и выпустить из них священный скипетр джед, и он так крепко сжимал его, что скипетр переломился...

В тот год много ночей подряд вместе с Раннабу мы наблюдали за звёздами и научились понимать друг друга без слов. Этот карлик поистине обладал божественной мудростью, но, кроме того, и бесценным даром молчания, который свойствен лишь немногим избранным богами. Он открыл мне некоторые тайны ханаанских мудрецов, и я был благодарен ему, ибо мой бог-покровитель учил меня не гнушаться знаниями, сообщаемыми любым человеком, хотя бы и был он низкорождённым и не приобщённым к таинствам храмов. Иногда, хотя и очень редко, присоединялся к нам и фараон и молча слушал наши учёные беседы, изредка задавая вопросы. Но чаще всего он стоял в отдалении от нас и просто смотрел на звёзды, думая о чём-то своём, и я мог догадаться по его лицу, что мысли были невесёлые. В одну из таких ночей мы с Раннабу заметили странную звезду, за которой тянулось по чёрной глади неба красноватое облако. Красный цвет был знаком присутствия Сетха и предвещал недоброе, и я с тревогой взглянул на Раннабу, который напряжённо всматривался в звезду своими большими зоркими глазами, а потом перевёл взгляд на фараона, который стоял на этот раз рядом с нами. Неожиданно Тутанхамон спросил:

— Учитель, что ты считаешь самым страшным на свете?

Я обрадовался, что он не спросил про звезду, и, немного подумав, ответил:

— Твоё величество, самым страшным я почитаю глупость, которая порой бывает страшнее и разрушительнее самого изобретательного разума. Ещё я почитаю страшной зависть, ибо она рождает многие пороки и превращает человека в алчущее животное.

— Так и должен был ответить верный служитель бога мудрости, — улыбнулся Тутанхамон. — А я скажу тебе, учитель, что самым страшным почитаю предательство. Любой враг, если лицо его открыто, может быть побеждён. Но если рука, которую ты почитаешь рукой друга, сжимает в складках одежды кинжал...

Я с беспокойством взглянул на него, ибо почувствовал, что слова его таят в себе скрытый смысл. Но кого из тех, кто мог называться другом фараона, мог он заподозрить в предательстве? Я увидел, что и Раннабу встревожился.

— Что тебя заставляет говорить так, твоё величество? Разве кто-то из твоих приближённых заслужил твоё недоверие? Открой мне своё сердце, облегчи его тяжесть, быть может, я сумею помочь тебе, смогу развеять твои подозрения...

— Положи руку мне на плечо, Мернепта, — неожиданно сказал он, — я хочу ощущать твою руку, ибо знаю, что она никогда не нанесёт удара из-за угла. Сделай это, учитель, я хочу этого...

Я исполнил его просьбу и почувствовал, что по телу его пробегает лёгкая дрожь. Не говоря ни слова, я накинул на его плечи свой плащ, хотя и понимал, что он дрожит не от холода. Раннабу хотел было отойти, чтобы не мешать нам, но Тутанхамон остановил его: