Вот всегда так бывает — хочешь гнусно солгать, а открываешь чистую правду, а иногда — хочешь сказать правду прекрасному человеку, но выходит, что врешь. Жизнь такая штука. Слишком многое зависит от глаз, что на тебя смотрят… Вот, например, я не мог подставить эти прекрасные, лучезарные, бирюзовые глаза, блестящие на палящем «солнце».
«Что-то меня в лирику потянуло, — грустно заметил я. — Может, и правда меняюсь?»
Девочка не знала, что сказать. Нет, в ее глазах я ни на секундочку не упал, просто она посмотрела на меня как-то иначе.
— А мне нравится, — нарушила тишину девочка. — Что ты изменился. Может, ты бы и не спас меня никогда от… от… оттуда… если бы…
— Закроем тему, — говорить сейчас почему-то не хотелось. Что мне нужно было сказать, я сказал.
— Смотри, Вя летит.
Кажется, наш круглый друг возвращается ни с чем. От него за километр веет аурой грусти и раздражения.
— Понятно, — прошептал я девочке, — не получилось. Что ж, попытаемся по-другому. Не пропадать же зря моим стараниям? Убить-то мы всегда успеем. … Вя, да выключи ты уже — на мозг твоя фигня знаешь как давит? — питомец послушно отключил свое новенькое умение — эмоциональную ауру. Забористая, к слову, скажу я вам, штука.
Я подошел к клетке на безопасное, по прикидкам расстояние — два-три метра, даже если тварь обладает какими-нибудь умениями, то среагировать я успею.
— Ну, привет, — не нашел ничего умнее я.
«Ты бы еще имя ее спросил», - подумалось мне. «Ага, так глядишь, и на свидание согласится. Только железобетонное «как дела?» не забудь. Безотказная вещь».
— Хочешь есть? — глупо спросил я и, не отреагировав на идиотские мысли, витающие в голове, вроде: «Да вы поглядите, пару минут знакомы, а он ее уже в ресторан зовет! Вот это мужик!» достал из сумки сочный кусок мяса. Навороченная сумка позволила сохранить бифштексу свежий вид: запах крови тут же поднялся в воздух, алый цвет с тонкими белыми прожилками жира радовал глаз; от одного вида мяса даже у сытого меня потекли слюни.
Я с сожалением разрезал кусок надвое — целый жирно будет для твари («он уже и об ее фигуре стал заботиться») и кинул через клетку.
Мясо упало на песок. Песок тут же с радостью принял его в свои объятья, обволакивая, покрывая пылью. Гончая даже не взглянула в его сторону. Ей явно было все равно на капли крови, таящие на раскаленном песке.
— Веган? — удивленно спросил я, вглядываясь в горящие глаза.
Темный силуэт поверг меня в шок второй раз, перестав вдруг беситься, а наоборот — отошел от стены и пристально так, страшно, до дрожи пробирающе, взглянул мне в глаза.
— Что же ты такое? — удивленно спросил я. — Вроде, туп, а, вроде, все понимаешь. Вроде, сожрать нас несся, а мясо не ешь. Или ты только свежатину или вовсе — на души падок?
— Может, ну его? — спросила ученица, стоя за спиной. — Возиться с ним долго… Убивать — затратно. Приручить себя он точно не даст…
— Эх… — выдохнул я. — Права ты. Жалко, конечно, немного здесь такого красавца на верную смерть обрекать, но поделать мы ничего не можем.
Не знаю, почему, но я ожидал, что сейчас, как в фильмах, гончая заскулит, заноет или вовсе встанет на одно колено, и я обрету еще одного преданного до гроба питомца, обладающего уникальными способностями, знающего пустыню, как свои три когтя, но… Мечты-мечты…
«Придется тебя убить», - вот так всегда: те, кто не соответствует нашим представлениям о правильности реальности, мы убираем с пути… иногда радикальными методами.
Земляной шип впивается в брюхо черной твари, неуязвимой для дневного света. Черная кровь капает с черного брюха на жгучий песок.
«Хорошее заклинание, жаль, ест почти всю ману», - подумал я, оглядывая бедное существо, насаженное на острейший каменный шип, резко выросший из-под земли по моему велению. «А теперь, когда тварь уняла свою прыть, остается одно — добить».
Копье, которое я сжимал в левой руке, тут же растворилось, чтобы уступить дорогу длинному, трехметровому … даже не знаю, как это назвать… Жезлу, заостренному на конце. Зачем тратить ману попусту?