Тун. Лето в розовом городе

Он остановился перед дверью и долго ее рассматривал: та же шероховатая поверхность дерева, потускневшая от времени ручка. Сейчас он сожмет ладонь в кулак, отстучит костяшками мелодию и услышит в глубине дома недовольное ворчание деда Багдасара. А потом – быстрые шаги по коридору, и на пороге возникнет живой улыбающийся лучший друг. Артур обнимет его, расскажет, где его носило столько лет и почему сейчас он примчался сюда, а не в отчий дом…

Но сценарий вдруг оборвался: дом не подавал признаков жизни. Однако дверь была не заперта. Артур помедлил и шагнул в прошлое. Безлюдно, но чисто. Он всегда замечал то, что могло укрыться от глаз даже самой опытной хозяйки. Коридор стал ему явно мал. Много лет его глаза не знали слез. После того как последняя горсть земли укрыла Азата, он похоронил свое сердце подле друга. В тот день он ушел, уверенный, что навсегда.

Со стороны могло показаться, что ему чертовски везло: он выжил в страшной аварии, после его захлестнула волна 90-х, но не утопила, а вытолкнула наверх. У него было все. Но это все было лишено жизни. За это время Артур понял, что страшна не смерть: он много раз был с ней близок и более не испытывал трепета, как мужчина утрачивает интерес к супруге после долгих лет брака. Смерть лишь подчеркивала важность жизни. Но что делать тем, кто внутри давно уже мертв?

Он оказался на кухне, где почти ничего не изменилось. Артур не знал, рад он этому или нет, сможет ли выдержать… Но он знал, зачем приехал, как знал, что первым будет именно этот дом, точнее, небольшая уютная кухня. Он подошел к раковине и повернул кран. Со знакомым кряхтением вода пронеслась по трубам и обрушилась на его ладони. Поначалу струя была теплой – ее не пили. Когда пальцы стали неметь, Артур снял с крюка алюминиевую кружку, наполнил до краев и припал к ней губами. Слезы потекли по его лицу, а он все пил, с каждым жадным глотком понимая, что наконец вернулся домой, в свой город из туфа.

Тишину в доме оборвал звонкий девичий голос:

– Рузан-таты, ду эс?[53]

Послышались шаги – и прелестная юная девушка застыла в дверях. Будь непрошеный гость хоть самим дьяволом, она отнеслась бы к его появлению более спокойно. Но на кухне стоял ее отец.

Глава 35

Черный паук, оставшийся без крова, выбрал для своего замысловатого маршрута мою ногу. Говорят, пауки приносят вести. Пусть живет.

Цветочные горшки вернулись на свои места, а вид за окном стал сочен и ярок, будто рамы лишились стекол. Как и обещала, в первый же выходной я вымыла окна на втором этаже, а сегодня вернулась, чтобы закончить. Проходя мимо спальни Тиграна, я замерла. Нет, я не собиралась входить – мое внимание привлек жалобный скрип половиц на кухне.

– Рузан-таты, ду эс?

Ответа не последовало. А через мгновение я увидела его. Мы разглядывали друг друга целую вечность. Ни один из нас не пытался сократить расстояние или просто обняться, как поступило бы большинство отцов и дочерей после долгой разлуки. Что он тут делает? Наконец я вышла из оцепенения и шагнула к шкафу, где лежала турка, или джазве, как называли ее армяне.

– Сурч кхмес?[54] – спросила я.

Он кивнул. Мои руки дрожали так сильно, что первая ложка кофе рассыпалась по столу. Пришлось повторить попытку. Ложка кофе с горкой, немного сахара и кофейная чашка воды, как учила бабушка. И главное – не упустить пенку. На армянском «пенка» и «любовь» («сэр’») – омонимы, и после предложения выпить кофе неизменно следовал вопрос: сэр’ов? Мне нравилось думать, что в переводе это звучит как «с любовью?». Я всегда варила с любовью.

Кофе быстро вскипел, и времени на тишину становилось все меньше. Я поставила чашки, вазу с конфетами и абрикосовое варенье – словно возвела баррикаду.

– Волосы отросли, – наконец-то заговорил он.

Моя рука невольно коснулась головы и дрогнула.

– Да.

– Так намного лучше.

Он пил свой кофе, а я разглядывала чашку: подтеки вдоль края прочили дальнюю дорогу. Я бы отправилась прямо сейчас.

– Тебе бабушка сказала, что я тут? – спросила я и тут же отмела этот вариант: бабушка обязательно предупредила бы, чтобы дать мне время переварить эту новость.

– Нет, она еще не знает, что я приехал.

– А кто тогда?

– Я здесь по делу, – отрезал он. – Где все? И что здесь делаешь ты?

– Рузан-та повезла Каринэ в больницу, а я мыла окна на втором этаже.

Чистая правда. Все как он любит!

– С Каринэ все нормально? – В его голосе звучала тревога.

– Она простудилась, ничего серьезного.

– А что, говоришь, ты тут делаешь?

– Мою окна.

– Ты?!

Я ожидала подобной реакции, ведь он ничего не знал обо мне. Ему с трудом верилось в мое чудесное исправление. Помня себя в прошлом, я бы тоже не поверила.

– И кто сделал из тебя уборщицу, хотел бы я знать?

– Я сама предложила помочь в свободное от работы время.

Его брови почти сомкнулись на переносице.

– Твоя бабушка весьма вольно представляет себе, что такое домашний арест.

От этого тона у меня с детства сводило желудок.

– И кем же ты работала?

Я попыталась обернуть правду в наиболее привлекательную упаковку:

– Фотографом в турфирме. И я сама выпросила эту работу, не ругай бабулю. Пожалуйста!