Тун. Лето в розовом городе

Подхватив свою сумку, она вышла, словно нас в ее жизни никогда не было. И пусть в такси она зарыдает, но боже, как же красиво она ушла! Я испытывала противоречивые чувства. Это был сложный коктейль из ненависти, приправленной восхищением. По мере того как эхо ее каблуков отдалялось, в комнате нарастало напряжение.

Первым решился прервать молчание Андо:

– Лурдж?[39]

– Не сегодня, – отмахнулся Тигран и направился в свой кабинет.

Но тот и не думал отставать. Мы ринулись за ними.

– Я не могу поверить! Ради кого ты всем рискуешь? Ее семья и так тебе жизнь испортила!

– Андо! – прорычал Тигран.

Воздух между ними накалился до предела, а я даже не сразу осознала, что речь идет обо мне.

– В ы еще подеритесь! – вмешалась Лусо, расталкивая мужчин.

– Постойте, – сказала я тихо. – Андо, что ты имеешь в виду?

Тигран процедил сквозь зубы что-то на армянском, и ссора продолжалась уже на родном языке.

– Это нечестно!

Но никто не обратил на меня никакого внимания. Оставалось одно – дождаться, пока они придут к худому миру.

– Все по домам!

Наконец-то я хоть что-то поняла из этого бурного потока.

– А ты, – Тигран ткнул в меня пальцем, – остаешься здесь! Сама заварила кашу – сама и расхлебывай! Я предупрежу Наиру.

– Но…

– Это всё!

Все разошлись. Тигран вернул на место перевернутые стулья и ушел в кабинет, даже не взглянув на меня. Я опять осталась одна среди нерешенных вопросов и неубранного мусора. Я сортировала уцелевшие фотографии, прикидывая, сколько еще осталось работать, но мысленно то и дело возвращалась к Андо. Что он имел в виду и при чем здесь моя семья? Как и когда они узнали обо мне?

Спустя пару часов, не в силах больше продолжать бесполезный разговор с самой собой, я просунула голову в кабинет Тиграна. Сначала мне показалось, что кабинет пуст. Лишь тихая музыка играла в той его части, куда не падал свет с улицы.

Оттуда же послышался странный голос:

– А ты быстро управилась!

Мои глаза, привыкшие к темноте, разглядели силуэт сидящего на полу человека. Рядом я заметила бутылку.

– Не достаточно, если ты уже путаешь пол с креслом, – огрызнулась я.

– Раз уж сегодня день потерь, почему бы не потерять еще и контроль над собой? Садись, выпей со мной!

За это лето я видела его всяким, но таким – ни разу. Мне захотелось плакать. Если сломался даже он, где мне взять точку опоры?

– Нет, если это не приказ.

– Тогда это приказ.

Я пожала плечами и опустилась на пол. Тигран протянул бутылку, я молча отхлебнула. Тягучая и горячая лава обожгла горло, спровоцировав кашель. Его притворно удивленное хмыканье задело меня. Он знал обо мне все, и сейчас это меняло смысл всех наших разговоров, вносило неловкость в каждую проведенную вместе секунду. Я что, казалась ему такой же фальшивой, как мой кашель? Я сделала второй глоток. Третий.

– Другое дело, – кивнул Тигран.

Действительно полегчало.

– Бабушка рассказывала, что наши отцы часами сидели на крыше, распивая дедовские запасы.

– Наши отцы?

– Они были неразлучны с детства. Твой не говорил тебе?

– Нет, мы мало разговаривали и никогда по душам.

Я почувствовала, как Тигран повернул ко мне голову.

– Так ты не росла с ним?

– Он забрал меня к себе в тринадцать, когда мама устала со мной возиться.

– Что значит устала?

– Она бросила меня и уехала искать себя.

Было больно, но я рассказала ему о родителях, которых связывала лишь случайно рожденная я. Они и года не прожили вместе. Мать была тогда на вершине актерской карьеры и смотрела на отца как на нищего. Но мое появление на свет выбило из-под нее трон. Она так и не смогла взобраться на него снова, всю жизнь обвиняя в этом отца и меня. Папа же, благодаря или вопреки, добился того, о чем не мог и мечтать. Нужна ли я была хоть кому-то? Родственники матери меня не принимали, а о существовании отцовских я не подозревала.

– Надо же… А у меня в семье наоборот – не было денег, но было много любви.

Я затаила дыхание, ожидая продолжения, но его не последовало. И тогда я рискнула задать вопрос – один из тех, что не давал мне покоя:

– Тигран, почему ты взял меня на работу, если все знал с самого начала?

– Назло, – усмехнулся он. – Накануне твоего приезда Артур отказался дать в долг, и мне захотелось поступить с тобой так же. Но я решил, что буду лучше него. – Бутылка опустела еще на глоток. – Да и фотограф оказался кстати.

Мой отец отказался помочь сыну покойного друга! Впервые мне стало стыдно не только за себя.

Речь Тиграна стала свободной и бессвязной. Акцент, обычно едва уловимый, выдавал национальность в каждом слове. В этих обрывочных воспоминаниях частенько мелькала и моя родня, позволяя мне по крохам собирать огромный пазл, свалившийся мне на голову с традиционным армянским размахом. И только матери Тиграна мастерски удавалось оставаться в тени, отбрасываемой остальными фигурами. У меня создалось впечатление, что ее вовсе не было в его жизни. И в этом мы с ним были похожи.