Туманы и чудовища

Леда снова вздохнула и поймала Тиля за шиворот, когда тот начал прикидывать, как ему спуститься, – тропы рядом не было. В прошлый раз Леда свалилась в темные воды прямо из огня, и никому не стоило повторять этот трюк. Хватало и того, что Тиль вечно лазал по пещерам…

Тиль лазал по пещерам!

Леда опустилась на корточки, взяла его за плечи и развернула к себе.

– Тиль, ты ведь бывал в шахтах, так?

Тиль закусил губу, подтвердив это без всяких слов.

– Я его искал, – пробормотал Тиль и попытался развернуться обратно. – Может, мы…

Буян выбрал именно этот момент, чтобы появиться над обрывом, подтянуться на своих длинных когтях – в том числе тех, что росли на крыльях, – и зависнуть прямо над Тилем. Тот поднял лицо – соленая вода с Буяна капала и на мальчишку, и на Леду.

– Пшёл прчь, – прошипел Тиль на самом корявом варианте хьясу, который Леда только слышала, и улыбнулся так, словно ему удалось сделать что-то невероятное.

Буян в удивлении приподнял яркие гребни.

Леда вздохнула в третий раз.

Это было плохой идеей.

Все-таки Тильванус Шторм жил в доме с кучей других детей, которые постоянно делились друг с другом историями. С другой стороны, на рассказы Тиля у всех уже давно была только одна реакция. Тильванус Шторм слишком долго кричал о волках, и теперь Инезаводь сделала вид, будто вообще забыла, что такое волки.

Но Буян не исчез в море, чтобы вечером появиться в подвалах дома Астарада, а выбрал остаться. И Леда махнула рукой.

– Еще совсем светло, – напомнила она. – Лучше бы нам отправиться куда-нибудь под крышу. Подальше от любопытных глаз.

Так Леда уже в который раз за последнее время очутилась внутри маяка.

Здесь они с Буяном говорили чаще, чем в доме Астарада, – по той простой причине, что это была территория Буяна и он чувствовал себя здесь более… уверенно. Насколько вообще может быть уверенным создание, не помнящее, как его зовут.

Они говорили, потому что это было самым верным способом хоть что-нибудь вспомнить. Леда рассказывала про Город-Гроздь: про ветви и корни Домдрева, про извилистые улочки, про Всесветный рынок. Про механодепо, и про корабельные шпили, и про Цеховые башни магического двора тоже. Буян слушал, и порой его глаза вспыхивали золотом узнавания, и он шипел о том, как бывал на Всесветном рынке и засматривался на пламенные фарлодские клинки… но про Леду он не говорил ничего. А у Леды не получалось вспомнить что-то кроме желтых глаз, пары фраз и чувства, что она может говорить с Буяном обо всем на свете.

Иногда вечерами, когда он лежал, распластавшись по коврам и диванам дома, а лампы тускнели, Леда говорила о других странах. О тех крохах, что принесла с собой из моря, о том, что осталось от ее родителей и прошлого. Как иронично: лишиться и прошлого, и будущего, остаться с наполненным туманом настоящим. Буян слушал молча: в сумерках он снова казался статуей Вестника Смерти или одной из тех гаргулий на дворцовых воздушных башнях, которые иногда опускались достаточно низко, чтобы Леда могла разглядеть их с балконов Цеха.

Она не оставляла попыток: в утерянных воспоминаниях крылся не только человек, чью судьбу она держала в руках, но и информация. Может, Леда знала что-то о нитях судьбы, чего не знает сейчас. Может, вырвавшаяся нить не только изувечила ее руки, но и стерла правду о том, как все исправить.

Леда не оставляла попыток еще и потому, что говорить с Буяном было легче, чем с любым жителем Инезаводи, и она хотела понять почему. Каким он был там, под чешуей, крыльями и когтями, под щупальцами, хвостом и гребнями, под всей этой уже почти привычной конструкцией? Желтые глаза, да, но вряд ли только они заставили Леду помочь ему, ведь так? Так ведь?

Леда говорила с Буяном, и Буян отвечал. Для того, кто забыл свою прежнюю жизнь, у него был довольно обширный набор знаний. Леда не припомнила, с кем она в последний раз могла поспорить о бестиарии Белорасставы – труде, где та с уверенностью истинного первопроходца описывала зверей существующих и явно вымышленных. Они дошли до того, что сам Буян застрял бы в этом бестиарии где-то между трехголовой химерой, якобы водившейся в горах Хвоста, и огромными ящерами, терроризировавшими подземные ходы торговых городов К’Ланса. А закончили на Ледином «Хотела бы я быть такой же уверенной, как эта Белорасстава» и «У меня ощущение, что я ее когда-то встречал» от Буяна.

– Ту, что написала бестиарий? Да ей ведь должно быть сколько… лет сто?

– Вполне уважаемый возраст, – пророкотал Буян, а потом зашипел в привычном уже приступе смеха, от которого Леда когда-то готова была шарахаться.

Тем временем Тиль, не спрашивая, запалил огонь, и Леда расположилась возле новой кучки ножниц, которые Буян достал со дна. Буян скрылся наполовину в витом лазу, ведущем в морские пещеры, но расправил крылья, закрыв ими чуть ли не половину комнаты.