Туда, где седой монгол

Поднимаясь, Керме испугалась, что потеряла карту, но нет, та никуда не делась, она устроилась в кулаке, выставив наружу черенок.

Керме вспомнила своё детство, казалось, случившееся совсем недавно. Вернее, это юность произошла с ней совсем недавно, а всё, что было до этого — бесконечное детство, беспечное, как первый снег, что неминуемо должен растаять и всё равно радостно хрустит под ногами, и укутывает собой подмёрзшую землю так серьёзно, будто бы это до весны.

Дети могли спать и есть в любом шатре, каждая женщина была им матерью. Поэтому иногда так получалось, что матери, не видя своих детей всю ночь, встречали их утром у общего очага, переодетыми и накормленными. И сами приводили к очагу чужих детей.

Детям было позволено даже заглядывать в шатёр к шаманам, хотя почти все боялись поднять тяжёлый, пропахший небесной пылью, как называли дым, и кровью полог. И боялись почти всех его обитателей, тонкокостных, с глазами на выкате и с проглядывающими через прозрачные губы крошечными жёлтыми зубами. Только Шаман пользовался всеобщей любовью, стоило ему вытечь из шатра — если он был в хорошем настроении, — на нём тут же повисали дети. Катались на загривке, словно блохи на большом медведе, а он хохотал, когда кто-то скатывался на землю, не выдержав его крутого норова и манеры передвижения.

И даже за уроненный идол, и за непочтительность, и капризность к Небу — за то, за что любой другой схлопотал бы сотню плетей, их только легонько журили. Считалось, что Тенгри любит детей, ведь шатёр у него всегда полон отпрысков-звёзд.

Взрослые казались кем-то очень важными с одной стороны и опутанными запретами с другой. Может, поэтому они такие важные и суровые. У Керме сложилось впечатление, что троица, весело шагающая сейчас рядом, вовсе не считает её ни важной, ни суровой и даже страшной больше не считает. Это сильно согрело ей сердце.

Скоро она уже болтала о том и о сём с девочкой и перебрасывалась словами, как мячиком, с братьями. Их корзинки били её по ногам.

Дети привели её в поселение из небольших приземистых шатров. Если шатры кочевников бесконечно стремятся в небо, словно крича: «мы здесь! Мы властители степи и повелители бесконечных табунов. Ну посмотри же на нас! Мы достойны стоять перед твоими глазами — дневным и ночным — в полный рост», то здешние большие и приземистые, будто ладони, что гладят и любовно похлопывают по крупу землю.

Знакомый гул людского поселения разбудил в Керме дремавшую робость. Её тянули за обе руки.

— Пошли… пошли! Тебя никто не заметит.

— Вы что же, совсем одни в своём шатре?

— Там моя мама, — сказал один мальчик. Кажется, Ти. Как раз тот, который прятался в куче листьев.

— И наша, — хором прибавили Тайна и Теке. — И ещё одна отцовская жена. Она тоже скоро родит ребёночка. Но ничего страшного, если мы придём вчетвером. Они будут думать, что ты дочка бека Юсуфа. Или кого-нибудь ещё. Ты же тоже детка, а значит, можешь у нас переночевать.

Сочась сквозь человеческий гомон, как масло, что тает в каше, Керме думала, что дело, может быть, в том, что она похожа на ребёнка. Но нет, каждого из этой троицы она легко могла поцеловать в макушку… ну, во всяком случае раньше, когда она выбралась из места своего несостоявшегося ночлега и встала в полный рост. А теперь голос Тайны звучал не снизу, а здесь, совсем рядом, на уровне её лица.

И действительно, никто не остановил их, когда они гуськом проследовали к нужной юрте. Керме вертела головой, стараясь всё же, чтобы это движение было не слишком заметным.

Здесь вовсю готовились к зиме. Холода подступили и громыхали оружием у самых стен шатров. Как шкура над огнём, из которой выводили насекомых, аил пропитался дымом. Суета хватала её, осторожно крадущуюся за детьми, за запястья и пыталась затянуть в себя.

Внутри оказалось тепло и мягко, хотя и тесновато. Все заходили и выходили, торопливые шаги, напоминающие каких-то шустрых зверьков, не смолкали ни на минуту. Детям доставалась торопливая ласка. Керме тоже потрепали по волосам и ущипнули за щёку. Втянув голову в плечи, она ожидала, что сейчас её будут расспрашивать, кто она такая и откуда взялась, но ничего такого не последовало.

— Здесь темно, и тебя больше никто не заметит, — доверчиво сообщила Тайна, устраивая вокруг неё подобие гнезда из одеял.

Мальчишки убежали играть, проводив их до аила и отхватив у сестры какую-то съедобную мелочь.

— Спасибо, — шепнула Керме.

— Хочешь кушать?

— Я уже пообедала.

— Ну, может немного каши на ужин? Я здесь за старшую. Мама и другие папины жёны помогают в аиле. Утепляют шатры. Много работы, вот-вот придут настоящие холода, выпадет снег, и тогда уже ничего не получится сделать толково.

Тайна рассуждала, как взрослая, и Керме почувствовала себя рядом с ней несравнимо младше. Она поблагодарила новую подружку и получила горшок с кашей.

— У меня впереди длинная дорога, и завтра мне нужно будет уйти пораньше.

Хорошо, если везде в горах её будут встречать так хорошо и везде будет ждать уютный ночлег, но, если верить листочку-карте, который она спрятала за отворот халата, впереди ещё долгий путь.