– Боже мой, Алквилл! А мы думали, что вас подстрелил этот мальчик-хан. Да вы ранены, вас же лечить и спасать надо. Паша, помоги мне раздеть его и обработать ему рану.
Паша с Матвеичем уложили еле двигающегося миссионера на выступ у стены, сняли с него кожаную накидку, затем разрезали китайскую тенниску с Че Геварой на груди и открыли на левом плече загноившуюся пулевую рану с почерневшими отмирающими тканями по краями. Марина покачала головой:
– Паша, плохо дело. Гангрена начинается. Здесь нужна срочная операция. Очевидно, пуля застряла в плече, и её необходимо удалять. Но я не хирург, и не смогу это выполнить. Я непременно в обморок упаду. Я не фельдшер. А если этого не сделать, он умрёт от заражения крови.
– Марина, я тоже не знаю, как быть. Надо помочь ему, хотя он и превредный монах в китайских штанах. Но я тоже не эскулап.
К ним подошёл Унушу, внимательно осмотрел рану, покачал головой, что-то сказал. Ефимка перевёл:
– Очень плохо. Не жилец, однако.
Марина не согласилась с этим:
– Ефимка, переведи Унушу, что если у Ала из раны вытащить пулю, то он ещё сможет поправиться…
Унушу выслушал перевод, пожал плечами, вытащил из-за пазухи какой-то зелёный комочек и сунул Алквиллу в рот. Тот пожевал его, с лица его пропала гримаса муки, он закрыл глаза и спокойно заснул. Унушу, тем временем, достал оттуда же, из-за пазухи тонкий острый железный ножичек и раскалил его в пламени факела. Затем раскалённым лезвием он вскрыл рану у спящего Алквилла. Оттуда брызнула сукровица и багровый гной. Ножом он нащупал в ране кусочек свинца и лезвием ловко вынул его из раны. Вся операция заняла не более минуты. Вытерев ножичек о штаны, он снова прокалил его на огне и спрятал. Спящий Алквилл во время этой экзекуции даже не пошевелился.
Марина восхищённо посмотрела на Унушу:
– Так ты хирург, Унушу, да ещё какой классный.
Ефимка согласно покачал головой:
– Унушу шаман, хороший шаман. Всё умеет. Он так у воинов стрелы обломившиеся вытаскивает.
– Ефимка, спроси у Унушу, а что он дал пожевать раненому?
– Он говорит, что это листья лесного дурмана и порошок сохачьего гриба, замешанные на жабьей слизи. Больной будет спать двое суток. Если проснётся, будет жить, если нет, значить дух покинул его и ушёл искать новое тело.
– Понятно. Это, очевидно, листья конопли и порошок мухомора. Ну, а с жабьей слизью тоже, вроде бы, всё ясно. Смесь адская, но, как видишь, помогла. Раненый Ал так глубоко отключился, что его хоть пополам режь. Отличный наркоз. Надо нашим докторам подсказать, особенно про жабью слизь.
– Так-то оно так, – протянул Матвеич, – но вот проснётся ли он, вот в чём вопрос?
– А что нам теперь с ним делать? – решительно вмешалась Марина. – Конечно, у нас есть антибиотики, которые должны помочь ему выкарабкаться. И рану мы сейчас обработаем и перебинтуем. Но мы не можем его бросить здесь на волю случая. И с собой тащить его в пещеру тоже нет смысла. Ему сейчас нужно солнце и свежий воздух, а не пещерный мрак.
Марина тщательно обработала кровоточащую рану перекисью водорода и настойкой йода, приложила ватный тампон и мастерски перевязала её. Затем монаху в рот всыпали порошок антибиотика из аптечки. Алквилл пошевелил раненой рукой, открыл мутные глаза, и снова забылся.
– Так как же нам с ним поступить? – переспросила Марина. – Оставить здесь нельзя, и нести с собой нет возможности. Да и куда его тащить-то, в пещеру тёмную и грязную. Конечно, ему воздух нужен, солнце и покой.
– И оставаться с ним нам тоже нельзя, – подхватил Матвеич. – Того гляди, заявится сюда Ахмед с бандитами. А нам и не убежать с ним, и не спрятаться.
– Алквилл лучший друг Дэна. Пусть Дэн с ним и возится, – вставил Паша.
– Он был нужен Дэну как дармовая покорная рабочая сила. А сейчас Дэн сам у Ахмеда за раба пашет. И никому наш монах сейчас не будет нужен. Бросят они его, как совершенно бесполезную стоптанную развалившуюся обувь, и удерут искать золотую богиню.