С другом взяли зелья жбан.
С другом взяли зелья жбан,
за ночь слива вдруг опала –
ливень, ветер, ураган.
Где-то птичка щебетала.
Нежный пестик поклевала
и из сада улетела.
Всех весна изящно приодела,
только, сделанные мастерски,
разлохматились стежки,
облетели бусинки-цветки.
Крепко заперты врата,
не войти уж мне туда.
Вот
здесь мы и гуляли,
к иве тут уздечку привязали,
попугай меня как будто признаёт.
От былого сна очнулся я,
где ты, тучка легкокрылая моя?
Расспроси, поэт, касатку под стропилами –
где она сейчас, танцорка милая?
Знать юнцу бы ране,
что любовь обманет
и весна пустою станет117.
Одиннадцатой ночью новогоднего месяца любуюсь фонарями.
Народу просто тьма на площадях,
все ждут парада фонарей, ржут кони.
Седой анахорет, один, изгоем
тащу девчушку на своих плечах.
И фонарей немало,
и так луна сияла…
Но старцу грусть то, что юнцу – отрада.
На берегу прохладно к ночи стало,
гулякам, видно, расходиться надо118.
И был мне сон на Новый год.
Теченью Фэй-реки119 предел не ведом…
Зачем взлелеял я любви неволю?
Уж не такой, как с давнего портрета,
вошла ты в сон, разбитый птичьим воплем.
Весна не расцвела,
а голова бела,
в разлуке долгой даже боль ушла.
Но чьей-то волей в праздничной тиши
летят друг к другу наши две души.
В первый вечер новогоднего Праздника фонарей остался дома.
Фонарики готовили вчера,
не замечая, что уж зреют почки.
А вот сегодня погулять пора,
да, кажется, похолодало к ночи.
И занавесь недвижна,
луна все ниже, ниже…
Любовь моя осталась в стансах давних.
Фонарик-лотос гаснет близ утра,
а за окном – соседкин смех забавный120.
В шестнадцатую ночь нового года вышел из дома.
В блудилище вдоль тракта все зашторено,
там тысячи свечей колышат тьму.
Влететь туда бы ветерком задорным!
Поймут ли, что я был и есть – Ду Му121?
Всяк в эту ночь
побуйствовать не прочь!
К утру по персикам пройдет весенний бум,
гуляки разбредутся, стихнет шум.
Луне одной поверю грусть тоскливых дум122.
Пою пион.
Весна кончается. Уныло.
Хоть тут, в Янчжоу, задержись на миг123!
Заморосило,
бутоны – кисти, что рождают стих.
А над десятками мостов124,
как феи, тучи зыбки.
С полуулыбкой
пион раскинул свой изысканный покров.
Пузаны-лепестки, тонки,
танцуют с ветром томно.
Ну, кто же вспомнит,
что у меня седы виски,
предложит яства и бокал наполнит?
Но неизбежен день,
когда цветы закроет листьев сень,
и, как пиит во время оно125,
я воспою в тиши пионы126.
Стихи к подлунному ручью в саду семейства Цянь.
Я чаек гость, лесные дали
хранят следы моих сандалий.
Роняют беспросветно ивы тень,
которые в тот день
с почившим вместе мы сажали.
В осиротевшем павильоне
сгустилась горькая тоска,
поникла лотосова крона,
заледенели облака,
зажаты радугою небосклона.
Года промчались,
и мне не спеть вам новых песен.
Сей сад чарующе прелестен,
но здесь давно звучали
окрестных гор мелодии печали.
О вас я воздыхаю много лет,
но слышит только этот дивный парапет.
Конца моим поэзам нет,
один в челне,
все, что во мне, вверяю лишь луне127.
В шутку – Пинфу.
Пара черных бровок – мотыльки,
да власы не собраны в пучки.
Дом ее – в далекой глухомани.
Из объятий выскочила мамы,
бросилась скорей за муженьком,
чтобы Персиковым стать листком128.
Дева села в легкий челночок
уплыла поспешно с мужем,
приютил в ночи их ближний ручеек.
Ивы с берега свисали,
у стены цветы раскрыли груши…
Что там было, лишь они и знали129.
Я помню челн и лотосово пламя.
Я помню челн и лотосово пламя,
тогда
Сборник популярных бардовских, народных и эстрадных песен разных лет.
Василий Иванович Лебедев-Кумач , Дмитрий Николаевич Садовников , коллектив авторов , Константин Николаевич Подревский , Редьярд Джозеф Киплинг
Поэзия / Песенная поэзия / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Частушки, прибаутки, потешки