Цыганское проклятье

– Угомонитесь! – выдохнул генерал едва слышно. На губах запеклась кровь. Закашлялся и попытался привстать на подушках, но тут же рухнул обратно. Зубы сжал до скрежета, но не показал, как больно ему.

Еще чего, перед челядью выть да стенать!

– Матвеич, да куда же ты собрался? Лежать надо, силы беречь, скоро спаситель твой вернется. Дождись его, Матвеич.

– Дождусь. Исповедь пусть у меня примет. Не верил в Бога, пока жил. Знать, помереть надо, чтобы веру обрести. А пока ступайте на двор. Чудится мне, вроде подъехал кто-то?

В ту же минуту в дом стремительно шагнул Павел. На плече дорожная сумка, а в ней позвякивает что-то. Увидев генерала, он испуганно сглотнул. Синюшная бледность уже залила все лицо и грудь. А множественные укусы и развороченный бок почернели. Только бы волки не оказались больными да не занесли заразу в генеральское тело.

– Нагрейте воды, чтобы теплая была. Да тряпок чистых побольше.

Всхлипывающие служанки вздрогнули и заметались, исполняя. Катерина принесла две бадейки с водой, от которой шел пар. Фекла – охапку простыней барских.

– Степан, раны прижечь придется. Неси кочергу, да только накали хорошенько. Я пока спиртом да водой грязь с ран уберу. Горячки вроде нет, а крови потерял много.

– В своем ли ты уме, монах? – В глазах Степана полыхнула ярость. – Генерала как жеребца прижигать вздумал? Да он мне как отец родной, я же любому за него глотку порву. Так и знай!

– Если раны не закрыть, особливо ту, большую, огонь по крови пойдет, и тогда точно поминай как звали. А ну как волчара бешеный был?

– Послушай знающего человека, остолоп необразованный, – набросилась на парня Катерина. – Вот вода теплая и тряпки. Как просили. Сама недавно с печи сняла. А кочергу я сейчас нагрею, не беспокойтесь. Надо так надо! Лишь бы господин выжил!

Павел коротко кивнул и аккуратно стал промывать укусы лечебной настойкой на ромашке да шалфее. Немного смочил генералу губы, но тот тут же зашелся в кашле.

Плохо дело.

Вскоре подоспела Катерина с кочергой.

– Степан, подержи господина своего. – Павел взял кочергу, глядя на пышущий жаром наконечник. – Хоть и без памяти он сейчас, да кто же знает, как тело себя поведет на боль адскую.

Парень сжал кулаки до белых костяшек, но просьбу выполнил. Приподняв хозяина, он крепко стиснул ему руки и сам навалился – не вырваться и здоровому. Эх, выжил бы хозяин-батюшка…

– Слышь, монах, Матвеич об исповеди просил. Примет ли его Господь, коли без исповеди-то?

– Господь всех примет, Степан. Но за грехи всякий ответит. Готов?