Цветок в пыли. Месть и закон

Очень скоро выяснилось, что труды Абдула не пропали даром. Рошан был очень хорошо подготовлен к школе.

— Тебе не трудно учиться? — спрашивал старик.

— Нет, дядя Абдул. Оказывается, учиться — это очень легко. Буквы я знаю, цифры тоже знаю.

Было видно, что учеба дается Рошану легко и приносит удовольствие. Но для собственного душевного спокойствия Абдул нет-нет, да и заходил в школу, чтобы побеседовать с учителями.

— Рошан? — говорили учителя. — О, это очень развитой смышленый мальчик. Вы, наверное, его дедушка?

— Дедушка, да, — кивал Абдул, чтобы ничего не объяснять.

— Вам повезло с внуком, — улыбались ему.

— Да, это так, — соглашался Абдул, втайне гордясь самим собой. — Аллах сделал мне хороший подарок.

Воспитывая мальчика, он вкладывал в него всю свою душу и был рад, что его усилия не пропадают даром.

Но, видно, не бывает так, чтобы все и всегда было хорошо. В один из дней Рошан вернулся из школы грустный. Абдул заметил это.

— Что случилось, Рошан? — спросил он.

— Дядя Абдул! А кто такой подкидыш?

— Подкидыш? — переспросил Абдул.

Он почему-то встревожился.

— А почему ты спрашиваешь об этом, мальчик мой?

— Сегодня мне сказали, что я подкидыш.

— Кто сказал?

— Мальчишки.

— Не слушай их! — сказал в сердцах Абдул. — Они говорят глупости.

Он обнял мальчика.

— Ты же знаешь, как я тебя люблю.

— Да, дядя Абдул.

— Ну так и не слушай того, что говорят люди со злым сердцем. И забудь об этом. Хорошо?

— Хорошо.

Абдул отправился на следующий день в школу. Учитель в ответ на его вопрос лишь пожал плечами:

— Дразнят ли вашего Рошана? Я никогда не замечал этого.

— Мне кажется, его здесь обижают.

— Нет, нет! — категорично запротестовал учитель. — Это исключено! Мы внимательно следим за тем, чтобы всем детям было хорошо в нашей школе.

Возможно, он был прав. Потому что Рошан больше не упоминал ни разу о случившемся, а Абдул, хотя его и подмывало спросить мальчика, не обижают ли его в школе, благоразумно помалкивал, чтобы не травмировать душу ребенка. Лишь спрашивал время от времени, поглаживая Рошана по голове:

— Как там тебе, в школе?

И смотрел на мальчика испытующе.

— Хорошо, дядя Абдул, — отвечал Рошан.

Абдул кивал удовлетворенно, но в его глазах светилась плохо скрываемая тревога.

НА РАССТОЯНИИ ВЫТЯНУТОЙ РУКИ

После того как Мина стала женой адвоката Джагдиша, ее жизнь изменилась. Она наконец обрела душевный покой, которого не знала давно и о котором даже не мечтала.

Джагдиш оказался добрым и заботливым мужем. Незаметно, как бы между прочим, он все делал так, что прошлая жизнь все больше и больше отдалялась от нее, и прежние переживания заслонились новыми делами и заботами.

В Джагдише Мина нашла опору, которая позволила ей перевести дух. Теперь она даже выглядела моложе, похорошела, разгладились морщины, и с лица исчезло скорбное выражение.

— Ты молодеешь, — говорил ей Джагдиш.

— Не может быть, — смеялась Мина.

— Правда!

— И на сколько же я стала моложе?

— На сколько? — Джагдиш задумывался. — Лет на десять.

— На десять? — смеялась Мина. — Так посчитай сколько же мне сейчас, если я на десять лет помолодела. Ты что, взял себе в жены школьницу?

Она отделывалась шуткой, но душа ее радовалась. Слишком много свалилось на нее несчастий, слишком много слез пролила она, и вот теперь ее душа, согретая любовью Джагдиша, расцвела.

Сам Джагдиш резко изменил свою жизнь. Раньше он упоенно отдавался работе, словно старался забыться в ней, убежать от своего одиночества. Если он отсутствовал в офисе, значит, его надо было искать в суде. Если и в суде его не было, тогда можно было обратиться в полицейский участок, где адвокат беседовал со своим очередным подопечным, готовясь к процессу. Но все изменилось после женитьбы. Нет, Джагдиш по-прежнему был усидчив и трудолюбив, но по вечерам его чаще можно было видеть не в конторе, а в парке или в театре с молодой женой. Иногда они просто бродили по улицам, как молодые влюбленные, и этих прогулок им было достаточно для того, чтобы чувствовать себя счастливыми.

И ни разу пути Мины и Махеша не пересеклись.

В один из дней Мина и Джагдиш отправились в театр, где должна была выступать известная танцовщица, приехавшая только на один день из Дели. Джагдиш купил два билета в ложу. Он любил эти ложи, в которых спокойно и сумрачно. Идет представление, где-то внизу сцена, а они в ложе, вдвоем, сидят, не шелохнувшись, лишь едва-едва касаясь друг друга плечами, и даже этого легкого прикосновения достаточно, чтобы чувствовать любовь друг друга.

В тот день зал был полон. Медленно погас свет, только сцена была освещена, заиграла музыка, и появилась танцовщица. Зал затих, покоренный очарованием танца. В этом танце было все: и радость жизни, и песнь торжествующего сердца.

Мина сидела, замерев. В зале стояла тишина, только музыка лилась со сцены. В соседней ложе скрипнула дверь — какой-то опоздавший зритель торопился на свое место. Мина недовольно обернулась на звук, но ложи были отделены друг от друга перегородками, и ей не удалось увидеть вошедшего. Не удалось, к счастью.