Цветные рассказы. Том 2

Я поднял голову и завыл. Глаза наполнились слезами. Выл, глотал сопли, грязь, пот и слезы; в этом вое была вся моя тоска, тоска моего изнасилованного народа, тоска измученного и загнанного зверя, в которого я превратился буквально за несколько часов.

Обескураженные, – никогда раньше они такого еще не видели – может быть, и разочарованные непонятным и неправильным поведением нарушителя, псы развернулись и, поджав хвосты, – значит, это были все-таки не доберманы, не ротвейлеры – умчались, растворились в темноте леса. А я уже не мог остановиться – по инерции продолжал выть, стонать, захлебываться и рыдать.

Но ведь надо было что-то делать.

Я попытался ползти наверх. Мокрая скользкая глина. В рифленой подошве одной из сандалий застряла плоская галька. Галька сильно выпирает, ногу никак не поставить, подошва не держит. Пытаюсь вытащить камень. Как вытащить-то на крутом склоне?

Одной ногой уперся в ствол, вторую старался подтянуть к себе. Потерял равновесие, свалился набок в глинистую жижу. И в этом постыдном, неудобном положении тоже не мог дотянуться руками до подошвы с застрявшей галькой.

Катался из стороны в сторону, пытаясь сохранить равновесие, рискуя сорваться и съехать в объятия колючей проволоки, одновременно подтягивал к себе непослушную подошву. Ногу свело от напряжения, выпрямил ее, терпел, ждал, пока отпустит судорога.

Ждал… Делал новые попытки. Откуда здесь, на вершине, могла взяться галька? Увидела бы это все Людка, считающая меня брутальным. В конце концов, мне удалось выковырять плоский окатыш из подошвы.

Осторожно пополз назад – вверх по скользкому склону. Как зверь. На четвереньках. Хватался за сучья и деревья. Рубашка и штаны пропитались черной глиной, сандалии наполнились жидкой грязью.

Хочу разыскать сумку с теплой одеждой и матерчатую кепку, которые я потерял на этом адском бобслее. Кепка – это просто смешно… О чем я вообще думаю? – ведь я был на волосок…

Сколько времени прошло? Я шел и шел. Спускался, срывался, поднимался, снова шел дальше. Смеркалось. Дождь становился то сильнее, то чуть капал.

Колючка решила отпустить меня. Как же она меня измотала этим бегом по пересеченной местности, да и сама, наверное, уморилась.

Змея ограды свернула влево, нырнула вниз, а потом и совсем исчезла из вида, уползла, наверное, домой, к даче хозяина. Открылся черный распадок, поросший огромными деревьями. Далеко внизу просматривался ручей.

Пить. Очень хочется пить. И помыться. Сил больше нет. И опять я срываюсь. Мчусь по мокрому, глинистому склону, стараясь удержать равновесие на пятой точке.

Как долго длилась эта сумасшедшая гонка? Врезался в оголившиеся корни деревьев на берегу ручья. За корнями, на песке, я увидел распластавшуюся у самой воды неподвижную фигуру человека. Его необычная поза напоминала о скрученном белье – сам он лежал на спине, приподняв согнутые колени, а плечи и лицо почему-то были развернуты вниз. Надо бы помочь пострадавшему. Трогаю – теплый, дышит еще. Поворачиваю его плечи и голову. Передо мной странное и страшное лицо. Без челюсти. На месте челюсти – кровавые ошмётки и острые концы раздавленной кости. Напоминает птицу с окровавленной шеей. Дышит тяжело, смотрит на меня дикими округлившимися, ничего не видящими глазами. Что с ним? А что со мной, вообще – что происходит? Бред какой-то – может, я сплю?

Рядом еще один. На боку. Глаза закрыты. Бледное лицо запрокинуто, в пальцах раскинутых рук зажаты куски черной глины с корнями травы, рубашка разорвана, черные волосы склеены сгустками крови. Часть черепа снесена. На землю вывалилась серая пена – мозги, что ли? – с гроздьями темно-красных пузырьков и светящимися вкраплениями шариков росы. С противоположной стороны головы – аккуратное пулевое отверстие. Внезапно бедняга встрепенулся, задергал руками, делая отчаянные, беспомощные жесты. Из горла вырвались клокочущие, булькающие, бессвязные, нечеловеческие звуки. Веки поднялись, он осмысленно взглянул на меня и громко произнес: «Ты понимаешь, что тебе придется пойти с нами?», потом обмяк, закрыл глаза и больше уже не двигался.

Я побрел дальше вдоль берега. Песок сменился галькой. Да нет – почему я решил, что это был песок? – нет никакого песка, кругом одна только галька. Вот она откуда взялась. Но как она попала на вершину?

Только я ступил на берег, гладкая галька стала топорщиться и встала вертикально. Я шел будто по живому шевелящемуся настилу. Живой настил, и рядом мертвые. Наверное, это Стикс, река мертвых.

Наткнулся на еще одного несчастного, сколько их здесь? Что здесь случилось? Какая-то жуткая Чикамога[2]. Живой, слава богу… Потерял, видно, много крови. Но пока живой… Грязный, оборванный, он морщился от боли, одна его нога беспомощно висела, она была раздроблена, сквозь обрывки штанов торчали белые обломки костей, на остатках кожи виднелись кровавые рваные полосы, оставленные, возможно, чьими-то зубами.