Еще пять минут, и было бы поздно. Доктор, он будет жить? Шанс есть, пока что шанс есть. Носилки, закатывайте бегом. Готовьте операционную, переливание крови, искусственное дыхание… Зажим. Тампон… Загорается табло «Идет операция». У двери операционной на холодном полу лежит мужчина, ему – лет сорок, кожаная куртка – на голое тело, это Артур, он плачет, обхватив бритую голову могучими руками.
Колючая проволока
Мюссера, цветущий край. Заявился в пансионат уже за полночь, переночевал и теперь бодрым шагом направлялся назад, в Пицунду. Там хорошо, там друзья, там меня ждет Люда, отмоюсь, сменю одежду, отдохну…
Позднего гостя приняли вчера неплохо. Дали номер, накормили, угостили красным вином местного разлива. Утром в дорогу напутствовали новые друзья. «До Пицунды километров восемь. Иди верхним шоссе». Зачем шоссе? Гораздо приятней по пляжу. Легкий переход, по пути можно выкупаться. Я им ничего не сказал – просто решил, что сделаю именно так.
Шел и размышлял. Зачем я вообще отправился вчера на эту прогулку? Сидел бы под бочком у Людки. Прогулка не задалась, с самого начала все пошло не так. Хотел пешком до Гудауты, переночевать и вернуться. 18 километров – казалось бы, ерунда. Вышел поздно – наверное, слишком поздно. Здесь рано темнеет, дорога не освещена. Вспоминалось ночное нападение собак на шоссе. Происшествие не из приятных. Собаки, тьма – хоть глаз выколи… До Гудауты, как планировал вначале, так и не добрался. Пришлось остановиться на полпути. Ну, и что в результате? Ничего, ровным счетом – ничего, плюс прескверное настроение как бесплатное приложение. Зачем все это было нужно? В лицо бьет холодный ветер, небо затянуто. Прямо на меня несутся клочья низких темно-серых облаков, накрапывает гнилой дождик.
А вот еще сюрприз: пляж упирается в ограду из колючей проволоки. Участок береговой линии длиной метров 300 обрезан с двух сторон колючкой. Уютная бухта, несколько маленьких катеров у причала, защищенного двумя бетонными волнорезами, автоматчики с непроницаемыми лицами.
Приблизился к ограде. Подошел боец охраны, смерил ледяным взглядом. «Что надо?» «Хотелось бы пройти за ту, вторую ограду. Минута, и я там». «Нельзя, дача Сталина». «Я проплыву, привяжу сумку к голове и проплыву». Вместо ответа на меня был направлен ствол автомата. Очень хотелось сказать какую-нибудь гадость. А как скажешь? Рассвирепеет, вызовет напарника, могут и задержать. Будут протоколы составлять. А могут и поучить – поколотить для порядка. Чтобы не возникал. Хорошо, если так, для острастки. Моему приятелю Вовке Воропаеву такие вот орелики челюсть сломали, год потом мучился. Или отправят к местным ментам, это в лучшем случае. А что, если пальнуть вздумает? – с него станется. Скажет потом – «пытался проникнуть на охраняемую территорию».
– Обходить далеко, брательник?
«Брательник» молча пожал плечами, – он уже все сказал, разве не понятно? – отвернулся и медленно пошел прочь от забора.
Что делать? Подниматься к шоссе? – там я уже был. Огромный крюк. И опять те же собаки. Почему не попробовать обойти? Горы вплотную подходят к морю. Вряд ли здесь большая территория, вряд ли вождь и учитель любил гулять по пересеченной местности. Ну, километр крюк, ну, полтора.
Настроение и до этого было плохое. А теперь – еще хуже. Пошел вдоль ограждения. Пробирался между деревьями, держался за кусты, чтобы сохранить равновесие на крутом склоне.
Опять Сталин. Его уже нет… Сколько? – шестнадцать лет тому. Восемь лет как перезахоронили. А всё боятся.
Быстро взобрался на ближайшие холмы, но ограда из колючей проволоки продолжала упорно лезть в гору.
Над колючей проволокой, над лесом, над дальними холмами предгорий вместе со мной поднималась фигура вождя. Она становилась все больше и больше и вскоре закрыла собой небо.
Вечно живой тиран. Смотрит тяжелым взглядом в сторону моря. Что он там видит – коммунизм? Который мы так и не построили. Никита тоже обещал. Где теперь Никита, пять лет уже, как нет его, и где тот коммунизм? «Дорогой Леонид Ильич» ничего не обещает. Ни Никиты, ни коммунизма. А тиран жив. Автоматчик же сказал: «дача Сталина!» Кто бы там ни жил. И оттуда, с того света, жесткая рука вождя народов держит нас за горло. Не отпускает. Куда ты лезешь, щенок? Не думай, что не вижу. Я слежу за тобой. Так же, как и за всеми вами. За каждым.