Сколько еще идти? Я был мокрым от пота и дождя. Хватался за стволы деревьев, чтобы не соскользнуть вниз. Отмахивался от комаров и мух. Грязными руками отирал пот. Дождь перемешивался с потом, стекал по лбу, лицу, шее, пробивал узкие дорожки в прилипшей к коже древесной трухе, коре, паутине.
Когда это все прекратится? Всю жизнь меня преследуют флажки, колючая проволока – туда нельзя, это не для тебя, не делай, не говори, не думай. «А вы не хотели бы нам сообщить – об аморальных элементах, например, если разговоры не такие, сами понимаете?» Вождь и учитель всегда рядом. Знает о каждом моем шаге. О каждом поступке моих друзей, о каждом шаге недругов. Какая оттепель, какое развенчание? Все – как было, так и есть.
Карабкаюсь, соскальзываю, лезу, лезу, падаю, снова лезу. Гора, мне кажется, никогда не закончится – она, наверное, в небо упирается. Ограда – слева от меня, бежит все быстрее и быстрее. Смотрю вперед – серой колючей змеей, извиваясь и шурша, она стремительно ползет по крутому склону. И все время обгоняет меня. Почему вправо, почему она поворачивает направо? Окружает. Я иду уже назад, к пансионату. Теперь вниз, гонит меня снова к морю. Что делать, что делать? А теперь ниже меня, отсекает от моря. Полная безнадега. Похоже, я проигрываю этот забег.
Навстречу, с другой стороны ограды, – цепочка автоматчиков. Страх божий. Откуда они взялись? Стараюсь не смотреть на них. Дадут очередь – и нет больше легкомысленного любителя приключений из далекого северного города. Не смотри, не смотри, не встречайся глазами. Бреду спокойно, будто так и надо. Вот и хорошо – прошли мимо, не тронули, не заговорили. Вроде, пронесло.
Куда идти, куда? – я в ловушке. Змея ограды свивается кольцом, возвращается сама к себе. Бегу быстрее – она еще быстрее. Она ведь замкнется. Нужно успеть выскочить. Или окажусь в ловушке. Да я уже в западне. Подойдет взвод автоматчиков… Перед ними нарушитель – как доказать, что я пришел с другой стороны? Что вообще можно сделать в одиночку? Разве это возможно – один против системы?
Бегу и бегу, зигзагами повторяя линию ограды. В багажнике головы перекатываются тяжелые бутыли с водой, больно ударяют изнутри по стенкам черепной коробки. Мне уже все равно, я сам не знаю теперь, с какой стороны изгороди оказался… И куда иду. И-действительно-куда-я-иду? Бегу, пока есть силы. А потом рухну. И будь, что будет.
Неужели нет выхода? Что теперь делать? Отпусти меня, Сосо! Ты уже пропустил через мясорубку лагерей каждого четвертого нашей страны. И моего деда, и отца, и дядьку, и священников, и половину интеллигенции, и ученых, создавших ракеты и атомную бомбу… Зачем я тебе? Разве я так опасен, разве может жалкий, ничтожный человечек остановить железную поступь созданного тобой «развитого социализма»? – отпусти меня, маленького маргинала, я и так напуган. Я-уже-почти-обкакался-от-страха.
Эта изгородь из колючки напоминает мне линию, которую отмеривал шагами крестьянин Пахом из Толстовского рассказа «Много ли человеку земли нужно». Все тебе было мало, Сосо, все тебе хотелось отхватить побольше. И этот холмик, и тот пригорок, и этот овражек. Всю страну, всю огромную страну подмял под себя. А еще и полмира. Что, удалось унести с собой хоть что-нибудь в могилку два на один у Кремлевской стены?
Когда, наконец, кончатся эти отроги? Фу-у-у, слава богу, колючка опять разворачивается вдоль моря и загибается наверх.
Карабкаюсь уже третий час. Наконец-то! Забор поворачивает влево. Я приближаюсь к его верхней части. Колючка идет по крутому склону. Здесь не пройти, придется забираться выше. Надо мной густые ели. Темный лес. На земле ничего не растет. Черная скользкая глина.
Это еще что такое? Только этого мне и не хватало. Черт, черт! Внизу, за колючей проволокой, в густой тени ельника – четыре черных пса. Заходятся в истерике, скалят зубы. Ротвейлеры или доберманы? Не разглядеть – только белый звериный оскал светится на черном фоне.
Какая разница? Так и так порвут. Если им попадешься. Вчера собаки, сегодня собаки, сколько можно? Поскальзываюсь, падаю. Пытаюсь ухватиться за стволы деревьев, больно ударяюсь. Срываюсь, лечу вниз по скользкой глине.
Сейчас врежусь в забор. Пузом – в колючую проволоку, ноги – на ту сторону, прощайте ноги, прощайте мои боласы, мое мужское достоинство, все – мне конец! В последний момент упираюсь ногами в два ствола перед оградой. Псы исходят на визг, просовывают головы между рядами проволоки, пытаются достать мои ноги. Чувствую смрад их ртов, тошнотворный запах гниющего мяса и запах серы – спутницы князя тьмы.
Медленно поднимаюсь. Смотрю псам в глаза. Что, взяли? Вот вам, елда вам в задницу! Встаю на четвереньки, гляжу в упор на этих посланцев преисподней, яростно лаю, лаю долго, до хрипоты, с моих губ уже стекает пена. Внезапно, как по команде, псы останавливаются и замолкают. Почему? – потому что не достать, потому что за пределами ограды, потому что потеряли ко мне интерес? Чтобы человек, и лаял… Может, лаял свирепо?