— Значит, и говорить не о чем, — отрезал Чудакулли. — Кто знает, может быть, это и есть совершенно нормальная эволюционная скорость. Как я уже подмечал, все абсолютно логично. Ну какой смысл превращаться в птицу постепенно? Тут вырастить перо, там выпустить клюв… Более идиотского зрелища и не придумаешь. Ты только представь себе такую тварь, бродящую по лесу. — Волшебники подхалимажно захихикали. — А наше чудовище, вероятно, подумало: «Эй, да их тут слишком много. Превращусь-ка я лучше во что-нибудь, что им нравится».
— Не захотело с нами связываться, — поддакнул декан.
— Вполне разумная стратегия выживания, — завершил Чудакулли. — До определённого момента.
Думминг закатил глаза. Когда продумываешь идею в голове, всё получается так красиво. Начитаешься всяких старых книжек, а потом сядешь и думаешь, думаешь,
Старые, заскорузлые умы, и в этом вся проблема. Думминг не особо держался за старые традиции. Ему было далеко за двадцать, но он уже занимал достаточно важный пост, а следовательно, представлял собой заманчивую мишень для амбициозного университетского молодняка. Вернее, представлял бы, если бы этот самый молодняк не просиживал целые ночи за Гексом, пока глаза не закипали.
Но в общем и целом карьера Думминга не интересовала. Он был бы абсолютно счастлив, если бы его всего-навсего
Мёртвое университетское наследие тяжким грузом давило на плечи Думминга Тупса. А сверху этого наследия вдобавок взгромоздились ныне старшие волшебники. И пытались там подпрыгивать.
Они даже не пытались научиться ничему новому и помнили только одно: как славно было в старые добрые времена. Они спорили и ругались друг с другом, будто дети малые, и единственный, кто порой говорил хоть что-то осмысленное, — это орангутан-библиотекарь.
Думминг принялся свирепо ворошить палкой в костре.
Из веток волшебники соорудили для госпожи Герпес грубый, зато вполне благопристойный шалаш, куда домоправительница и удалилась, пожелав всем спокойной ночи и целомудренно прикрыв вход большими пальмовыми листьями.
— Очень достойная дама, эта госпожа Герпес, — одобрил Чудакулли. — Пожалуй, и я подремлю чуток.
С другой стороны костра уже доносилось чьё-то сладкое похрапывание.
— Думаю, нам стоить выставить дежурного, — высказался Думминг.
— Отличная идея, — похвалил, удаляясь, Чудакулли.
Скрипнув зубами, Думминг повернулся к библиотекарю, который временно возвратился на землю двуногих. Орангутан, мрачно завернувшись в одеяло, смотрел на огонь.
— Пусть даже мы, так сказать, и не дома, надеюсь, хоть ты чувствуешь себя здесь как дома?
Библиотекарь отрицательно покачал головой.
— Кстати, в этом месте есть ещё одна странность, которая меня беспокоит.
— У-ук?
— Древесина. Меня никто не слушает, но это
— У-ук?
— Из чего следует, что мы довольно далеко от судоходных путей… О нет… борись с собой, борись!
Библиотекарь отчаянно морщил нос.
— Быстро! Сосредоточься… У тебя есть руки, есть ноги! Не ножки, а именно ноги!
Библиотекарь с несчастным видом кивнул. И чихнул.
— А-ук? — произнёс он, обретая наконец более или менее стабильную форму.
— Что ж, — удрученно отозвался Думминг. — По крайней мере, на этот раз ты превратился в нечто одушевленное. Хотя для пингвина ты несколько великоват. Видимо, твой организм всё-таки борется, пытаясь перевоплощаться во всё более близкие тебе формы.
— А-ук?
— Но вот что забавно: по-видимому, рыжая шерсть является доминантной чертой…
Библиотекарь наградил его суровым взглядом, отвернулся и, переваливаясь, отошёл на несколько шагов, где снова уселся, повернувшись к Думмингу спиной.
Думминг осмотрелся по сторонам. Что ж, похоже, дежурить придётся ему — хотя бы потому, что больше добровольцев не было. Ничего удивительного…
В листве деревьев порхали какие-то мелкие твари. Море фосфоресцировало. Звёзды светили.