– Очень вкусно, спасибо, – ответил Мэтт. А я вспомнила те прежние дни. Удивленно вскинула бровь и произнесла тихим голосом:
– Так ты по-прежнему не лучший пример для подражания?
Компания, сидевшая в закутке позади нас, дружно рассмеялась, но мы с Мэттом смотрели друг на друга, не отрываясь, совершенно не обращая внимания на окружающих.
– В каком-то смысле да, – ответил он. – Хотя нет. В конце концов, должен же я был вырасти.
Ну да, я вот, например, выросла. Не могли мы вечно гонять на велосипедах по городу и качаться на самодельных качелях, подвешенных к ветке старого дуба.
Я сделала еще глоток.
– У тебя все хорошо, Кора, – сказал Мэтт, – ты должна гордиться собой.
– Наверное.
– Наверное? Ты еще сомневаешься? У тебя стипендия, ты учишься в одном из лучших колледжей страны.
Заиграла пластинка в музыкальном автомате.
Я промолчала. Мэтт наклонился вперед.
– Ну же, ответь что-нибудь.
– Все так сложно, – попыталась я объяснить.
– Что сложно?
Я снова поймала себя на том, что уставилась на губы Мэтта, изучая все их трещинки.
– На первый взгляд моя жизнь кажется идеальной, – сказала я. – Но иногда я чувствую, будто не знаю, чем собираюсь заниматься, где я действительно хочу быть, и у меня всегда было такое странное необъяснимое желание сбежать – потому что мне вечно всего мало и мне иногда грустно становится: ведь в жизни столько всего, о чем я даже не знаю и могу никогда не узнать. А у тебя таких мыслей никогда не возникало?
Ничего такого я никогда не говорила даже Питеру. И подумать странно – он бы точно этого не понял.
– О, да что ты можешь об этом знать, – развел руками Мэтт. – Посмотри на меня. Вся моя жизнь пошла наперекосяк, и я в курсе, какого все – и ты тоже – мнения обо мне. Что я не оправдал свой потенциал, что я мог бы добиться большего, если бы только приложил усилия. Ты понятия не имеешь, сколько раз я слышал подобные фразы в свой адрес. И сейчас, сидя здесь, в возрасте двадцати двух лет, я знаю, что все эти люди, наверное, были правы. Я мог бы добиться большего, но ничего не добился. Должен признать, что никогда ничего и не добьюсь. Так что да, я ощущаю разочарование, и оно куда сильнее, чем ты думаешь.
Компания за ближайшим к нам столом поднялась со своих стульев. Они надели пальто и, болтая, покинули паб.
– Твой рассказ напечатали в журнале, и тебе за это заплатили, – сказала я. – Одним этим уже можно гордиться. И тебе нравится твоя работа, так ведь? Строить дома, я имею в виду?
– В принципе да. Но есть кое-что, что я хотел бы изменить. Может быть, надо было… – начал было Мэтт, но запнулся и покачал головой. – Не знаю. Какой смысл жалеть? Только мучиться.
Я удивилась, сколько мы успели с ним обсудить еще до того, как нам подали еду, – ведь до этого мы не разговаривали почти шесть лет. Можно было бы подумать, что мы с Мэттом совсем чужие люди друг другу, однако никто – никто в целом мире – не знал всю правду.
В моей голове шевельнулось воспоминание о том, каково это – сидеть рядом с Мэттом на пляже, положив ему голову на плечо, и, чувствуя у себя на поясе его руку, слушать прибой. Я помнила все это, словно мы сидели с ним у моря только вчера, и почти могла чувствовать его прикосновение – и испытывать все те же легкость и счастье. Мне очень хотелось взять Мэтта за руку.
– Изменить свою жизнь, – сказала я, изо всех сил пытаясь вернуться к реальности, – никогда не поздно, Мэтт. Тебе всего-то двадцать два. Ты все еще можешь добиться чего-то большего, как только поймешь, что именно тебе нравится – писать романы или что-то другое. Думаю, в этом и трудность. Понять. Я и сама не знаю, поняла ли я хоть что-то насчет своей жизни или нет.
Мэтт провел рукой по спинке сиденья.
– Ты говорила, что хочешь путешествовать.
– Да, – подняла я глаза. – И, наверное, буду.
– Не говори «наверное». Просто сделай это. Жизнь слишком коротка. Ты же не хочешь в какой-то момент оглянуться и понять, что так много всего упустила. Ты сама сказала, что расстроена. Выясни же, как это исправить.
Раздался стук столовых приборов и тарелок: официантка убирала со стола напротив.
– Может быть, тебе тоже стоит так поступить, – сказала я.
– Может быть, именно это я сейчас и делаю, – ответил Мэтт.
Мое сердце забилось еще сильнее.
– Как так? – спросила я, чувствуя, как во рту пересохло.
– Потому что я пришел сюда. И смотрю в твои глаза.
Я замерла, уставившись на него. Все, что я хотела сделать – протянуть руку и дотронуться до его руки, но вместо этого схватила стакан с пивом и долго-долго пила.
Пришла официантка, поставила на стол заказанную нами еду и ушла. Мэтт потянулся за кетчупом.
– Ты выглядишь бледной, – сказал он.
– Странно, ты ведь рядом.
– Что странного? Мы же старые друзья.
Я взяла вилку и ткнула в картофель фри.
Мы не говорили долго. Я попыталась проглотить комок в горле.
– Может быть, я не должен был приезжать, – сказал Мэтт, откинувшись назад.
Внезапно испугавшись, что сейчас он предложит отвезти меня обратно в общежитие, а после этого уедет навсегда, я призвала на помощь всю свою решительность. И сказала, что на самом деле обо всем этом думаю: