В этот момент я слышу звук открывающейся двери, и не могу контролировать радость, которая накрывает волной. Сердце замирает, потом бешено начинает стучать, улыбка появляется на лице, и как будто ее кто-то приклеил! Мысленно я оправдываю себя тем, что просто соскучилась по кому-то из своего «вида», хотя не могу сказать, что чувствую сильное одиночество. С курьерами, которые привозят мне мои заказы, могу трепаться свободно и достаточно долго, но и это никогда не признаю.
Но замираю, стоит мне остановится в начале коридора, потому что там не он. В квартире стоит какой-то грузный, огромный мужик, который тоже замирает, а через миг на его мерзкой роже появляется не менее мерзкая усмешка. Моя улыбка медленно тает…
— Так, так, так…У Максимилиана тут кое что спрятано? — тихо, заговорщически произносит, делая шаг в мою сторону.
Я же не могу пошевелится, смотрю на него и не могу даже мысленно пошевелится, потому что я узнаю эти глаза. Слишком уж часто видела их в кошмарах…
— Кто ты, малышка? — еще шаг, от которого в носу начинает дико щипать, — Ты его девочка, да?
Боже, как же это гадко звучит именно от него. Настолько гадко, что меня передергивает, он это замечает и ухмыляется только шире, демонстрируя золотой клык, как бы это не звучало странно.
Так он привязывает меня теснее, присобачивает к месту, и я, как дура, подчиняюсь. Я. Просто. Не. Могу. Сдвинуться. С. Места.
Но так он действует только на меня. Моя отважная Лýна выпрыгивает, как самый опасный, верный защитник, прямо перед ним, выгибает спину, шипит. Ревцов опускает глаза на кошку всего на миг, после которого с силой пинает ее, откидывая в стену, по которой животное съезжает, обмякнув. Слезы скатываются с глаз, и я так боюсь, что он ее убил, но благодаря именно ей заклятие падает, и к телу возвращается способность двигаться, которой я пользуюсь, развернувшись вглубь квартиры.
— Не так быстро, девочка! — толстые пальцы хватают меня за волосы, рывком притягивают, и щеку опаляет его мерзкое дыхание, посылающее ворохи колючих мурашек, — Разве так встречают дорогих гостей?
Маловероятно, что Ревцов приехал один, но я ставлю на то, что людей своих он оставил внизу, ждать моего отца, а на этаже, кроме него, дай бог будет еще человека два. Так и выходит. Когда открываются двери лифта, который поднимает исключительно с парковки, я сразу же вижу одного бугая. Он удивляется, не ожидал, наверно, но я не теряюсь. Бью его наотмашь прямо в лицо, сбивая с ног профессионально поставленным ударом, и он падает на спину, бьется затылком. Кровь медленно растекается по полу густой лужей, на второго, кого я замечаю не сразу, наставляю пистолет. Он поменьше, потрусливее, отступает в угол, правда это не помогает — я точно бью и его, наблюдая, как тело стекается на пол, как кисель.
Коридор пуст, а железная дверь открыта — как, дело понятное. Видимо они угрожали администратору, и тот, дабы спасти свою шкуру, отдал ключи.
Мысли отключаются в следующую секунду, когда я слышу ее крик. Сердце пропускает удар, меня полностью отключает от реальности, потому что перед собой теперь я вижу только одну цель — полу-открытую дверь квартиры, где она живет.
Иду быстро, дышу часто, захожу внутрь. Слышу ее хрип, какой-то стук, котенок, которого я ей подарил, лежит без движения в прихожей, а меня пробивает холодный пот. Резко поднимаю глаза, когда Ревцов шепчет.
— Ну, сука, нравится?! Я тебя задушу, еще раз посмеешь меня укусить!
Тяжелый, шумный вдох, снова удар — я вздрагиваю сам, будто это сделали со мной, — слышу, как ее тащат. А она…плачет.
— Пожалуйста, не надо…пожалуйста…
Меня как будто парализует, пульс стучит теперь не в висках или горле, даже не во всем теле, а в самих глазах. Мир пульсирует. Я не могу пошевелится, а только слышу…
— Надо, девочка, надо. Я трахну тебя, а потом буду медленно разрезать на части и снова трахать. Снова и снова. Снова и снова. Пока не закончу делать из тебя мозаику, которую отправлю твоему хозяину…