Цивилизация труда: заметки социального теоретика

В обмен на удобства, наполняющие их жизнь, индивиды продают не только труд, но и свободное время. Улучшенные условия жизни – компенсация за всепроникающий контроль над ней. Среди скопления квартир, частных автомобилей люди уже не могут ускользнуть в другой мир. Их огромные холодильники набиты замороженными продуктами. А во множестве их газет и журналов продаются те же идеалы, плоть от плоти их жизни. В их распоряжении многочисленные альтернативы и многочисленные приспособления, которые выполняют одну и ту же функцию: поддерживать их занятость и отвлекать их внимание от реальной проблемы – сознания того, что они могут меньше работать и самостоятельно определять собственные потребности и способы их удовлетворения.

Маркузе пишет, что отчуждение труда почти завершено: «Механика сборочного конвейера, рутина офиса, ритуал покупки и продажи освободились от всякой связи с проявлениями человеческих возможностей. Трудовые отношения между людьми в значительной степени превратились в отношения между обезличенными и вполне допускающими замену объектами научного управлениям квалифицированными экспертами. Разумеется, все еще широко распространенная конкуренция требует известной индивидуальности и спонтанности поведения, но эти черты стали настолько же излишними и иллюзорными, как и сама конкуренция, к которой они относятся. Индивидуальность дана в буквальном смысле, только как имя, как специфический представитель типа (как например: авантюристка, домохозяйка, Ундина, он-мужчина, деловая женщина, становящаяся на ноги молодая семья)»271.

Маркузе высказывает предположение, что индивид осознает репрессию весьма смутно, так как подвергается регулируемому ограничению, и этот процесс трансформирует содержание понятия «счастье». Это понятие подразумевает сверхчастное, сверхсубъективное состояние; счастье не просто в чувстве удовлетворенности, но в реальности свободы и удовлетворения. Счастье включает знание: оно – исключительная прерогатива animal rationale. Контроль над информацией, поглощение индивида повседневностью приводят к упадку сознания, дозированности и ограничению знания. Индивид не знает, что происходит в действительности; сверхмощная машина образования и развлечения объединяет его вместе со всеми другими в состоянии анестезии, из которого исключаются все вредоносные идеи. И, поскольку знание всей истины вряд ли способствует счастью, именно такая общая анестезия делает индивида счастливым. Если тревога представляет собой не просто общее недомогание, а экзистенциальное состояние, то наш, так называемый век тревоги, отличается таким уровнем ее интенсивности, при котором она перестала замечаться.

Работа Г. Маркузе «Одномерный человек» продолжает критическую линию в оценке социальных перспектив человека и западного индустриального общества. Основные положения книги обращают читателя к тоталитарности массового общества и рассмотрению новой, специфической, формы отчуждения, результатом которой стало появление одномерного мышления, одномерного человека. В этом процессе труд принимает непосредственное участие.

По сравнению с началом ХХ в., когда проблема эксплуатации наемного труда воспринималась достаточно остро, во второй его половине отупляющий ежедневный труд воспринимается скорее как потребность: «Хотя рабы развитой индустриальной цивилизации превратились в сублимированных рабов, они по-прежнему остаются рабами, ибо рабство определяется не мерой покорности и не тяжестью труда, а статусом бытия как простого инструмента и сведением человека к состоянию вещи. Это и есть чистая форма рабства: существование в качестве инструмента, вещи. И то, что вещь одушевлена и сама выбирает свою материальную и интеллектуальную пищу, то, что она не чувствует себя вещью, то, что она привлекательна и подвижна, не отменяет сути такого способа существования»272.

Находясь фактически в положении раба, человек уже не осознает этого и не пытается что-то менять, бороться с установившимся порядком. Его больше не нужно пугать и заставлять работать – он сам включается в этот процесс, считая его естественным и не противоречащим его свободе. Пропало противостояние между профсоюзом рабочих и корпорацией: они выступают заодно. Работники чувствуют преданность своему предприятию, стараются ему помочь, интерес предприятия они воспринимают как собственный интерес и могут смириться с низкой зарплатой ради развития предприятия.