К числу патронов homo faber принадлежит и Гефест. Он всегда в поту и покрыт сажей, и лицо бледное, как у всех кузнецов, чья кожа выцветает под действием огня. Почему хром Гефест, почему хром Виланд? И почему кузнечному искусству обучают гномы, горбуны и калеки? Все они имеют отношение к сокровищам, шахтам и горным пещерам, в которых таятся металлы, но в основе этого отношения лежит беззаконие. Почему знания, связанные с обработкой руд, издревле вызывают мистический страх и почему это ремесло со времен Дедала сопряжено с бедами и несчастьями? Совершенно очевидно, что не любят homo faber и либо борются с ним, либо терпят возле себя, как Гефеста, но относятся к нему как к полубурлескному персонажу. Боги враждуют с непокорными и мятежными титанами. Но ведь вся техника ведет свое начало от титанов, а homo faber принадлежит к титанидам. Поэтому мы впервые встречаемся с ним среди вулканического ландшафта. Отсюда же проистекает его любовь ко всему огромному, мощному, колоссальному, к устройствам, которые поражают своей массивностью, неудержимым разрастанием материи. Сюда же относятся такие черты homo faber, как отсутствие чувства меры, непонимание законов прекрасного и неприятие искусства, которые для него столь характерны. Титаномафия, миф о Прометее доносят до нас повесть о том, как самый художественно одаренный народ, обладавший необычайным чувством прекрасного и пониманием меры, поборол искушение пойти по пути титанов. И не может быть никакого сомнения в том, что это раз и навсегда определило и ту скромную, по сравнению с нашим временем, роль, которую суждено было занимать технике в античном мире. Своим рьяным усердием, своей кипучей деятельностью своей деловитостью, непомерностью своих властных устремлений homo faber ненавистен богам. Величие Зевса – это преисполненное покоя бытие, сила Прометея – в его бунтарстве, в мятеже, в стремлении свергнуть Зевса с его золотого престола, изгнать из мира богов и самому стать его господином264.
Что же касается технического человека, то, согласно Юнгеру, «он хром в области духовного знания. Он одноглаз, как все циклопы. Об этом говорит уже его эмпиризм. Человек не ломает голову над вопросом, к чему должны привести его усилия. Его деловитость проявляется как раз в том, что он уклоняется от этого вопроса, ведь тот лежит за гранью, которой очерчена его работа. От человека можно ожидать только таких открытий, на которые способен технический специалист, но нельзя ожидать чего-то такого, что выходит за пределы технических знаний. Деловитая объективность не только мешает человеку задуматься о себе, но вообще преграждает ему путь к тому духовному знанию, которое невозможно подвести под механические законы»265.
Однако властным устремлениям технического человека положен предел, и мы уже можем его разглядеть – нам открывается поле деятельности техники, приблизившейся к своему совершенству.
Эпоха сублимированных рабов