Читаем Цивилизации древней Европы полностью

Отметим, опираясь на наиболее древние эпиграфические памятники, что житель этрусского города всегда носил двойное имя: личное имя и истинное, родовое имя. Это, вероятно, наиболее ранний пример фамильной системы, которая существовала также у римлян и стала, по крайней мере формально, и нашим достоянием. Это явное утверждение семьи отражает родовую структуру общества, которая преобладала в институциональной истории этрусков. Это еще раз возвращает нас к очень древним рамкам, когда монархические организации в начале исторического периода были почти полностью размыты. Цари были, очевидно, иногда и политическими, и военными, и религиозными вождями. Но в V в. до н. э. монархии были свергнуты олигархиями: здесь в истории этрусков также намечается сходство с подобными процессами, происходившими в других городских цивилизациях Средиземноморья. Этот реванш аристократии означает в Этрурии — как, впрочем, и в Риме — поворот к древней родовой традиции, семья утвердилась прежде всего как структурный элемент общества. Эта трансформация не была ни окончательной, ни повсеместной: в начале V в. до н. э. жителями Клузия все еще управлял царь, Порсенна; столетие спустя горожане Вей, столкнувшись с угрозой войны с Римом, подчиняются единственному магистрату, который в римских источниках называется царем. В итоге олигархические структуры, весьма ревнивые к своим прерогативам, сводят на нет политическую роль этрусских городов; олигархическое управление и родовая структура, торговля, сосредоточенная в руках меньшинства, религиозная монополия — все это мешает этрускам развиваться дальше. Плебс никогда не был способен играть политическую роль; по-видимому, он не осознавал своего единства и своих возможностей. Народные движения, подобные тем, что имели место в Вольсиниях, а затем в Ареццо и Вольтерре, представлялись историками в мрачных тонах, как необузданная анархия, презиравшая всякую мораль. Эта интерпретация не удивительна в мире глубоко статичном и консервативном. Города Западного Средиземноморья никогда не достигали истинной демократии, за исключением Рима, где плебс сумел интегрироваться в политическую жизнь и стать ее активным элементом. Этрурия в этом отношении проявляет отсталость.

Два века назад основатель научной этрускологии аббат Ланзи отметил, насколько велика диспропорция между археологическими данными, которыми изобилуют некрополи, и скудными сведениями по истории и институтам этрусков. Несомненно, с тех пор знание стало более детальным, но диспропорция попрежнему существует. Нам абсолютно неизвестно, например, существовал ли в этрусских городах политический центр, соответствующий греческой агоре и римскому форуму.

Организованная в самостоятельные города, зачастую политически оппозиционные, этрусская нация обладала, однако, сознанием своего единства. По сочинениям Дионисия Галикарнасского известно, что этруски именовали себя расеннами, латиняне называли их этрусками, а греки — тирренцами. Это единство подтверждается упоминанием в некоторых записях верховного магистрата — zilath mechl rasnal,или «зилат всех этрусков». Римляне перевели эти слова как «претор Этрурии». Но если сравнение с претором и возможно, то, разумеется, не с римским претором данной исторической эпохи, а скорее с верховным магистратом — претором эпохи архаики. Проблема «зилата всех этрусков» была тесно связана с проблемой конфедерации двенадцати городов, о которой часто говорится в письменных памятниках. Наряду с этой первоначальной конфедерацией этруски создали другие, после оккупации Кампании и Цизальпинии. Возможно, что эта конфедерация была изначально политическим органом и зилат, возглавляя ее, действительно являлся вождем целой нации или, по крайней мере, двенадцати городов. Но число известных городов выходит далеко за пределы дюжины; конфедерация не включала, таким образом, все города, во всяком случае одновременно. В эпоху войны в Вейях неэтруски — фалиски и капенцы, защищавшие основания Вей, были допущены на национальное собрание в святилище Вольтумны (fanum Voltumnae).В период, о котором у нас есть сведения, этрусская конфедерация, возможно, носила только религиозный характер, как показывают ритуальные игры. Она сохраняла эту особенность и в римскую эпоху вплоть до поздней империи. Глава конфедерации, который удерживал этот титул скорее всего единолично, был прежде всего религиозным вождем. Этруски отказались прийти на помощь Вейям, блокированным римлянами, потому что правитель Вей, раздосадованный тем, что не был избран союзниками исполняющим верховные обязанности, отстранил от священных игр свою труппу гистрионов. Можно сравнить, сохраняя осторожность, этрусскую конфедерацию с греческими амфиктиониями, но мы не имеем возможности уточнить, достиг ли впоследствии какой-либо город истинного превосходства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология