Цивилизации

Подобно городам майя, большие монументальные комплексы кхмеров вырастали в результате расширения государства, как центры тяготения в городах, которые меняли свое значение со сменой династии и в соответствии с замыслами королей. По экологическим соображениям столица кхмеров могла перемещаться лишь в узких пределах, но всю область Анкгора усеяли священные резервуары, церемониальные центры и ритуальные комплексы — по мере того как сменяющие друг друга короли, часто после кровавой борьбы за трон, возрождали королевские святилища и дворцы. Итоги позволяют вспомнить мир майя: путешественники испытывают постоянное изумление, неожиданно натыкаясь на сооружения из отлично обработанного камня, отделенные от окружающего лесом. Есть и другие сходства: хотя архитектурные сооружения Ангкора плотно одеты резьбой и статуями, которые словно свисают с башен пышными складками и драпировкой, изредка становится видна четкая геометрия основных конструкций: все прямоугольное, точное, напряженное и опирается на своеобразные каменные леса — в каждом здании тысячи вертикальных каменных столбов и горизонтальных антаблементов. Как и города майя, города кхмеров созданы словно для жизни вне их и для выставления украшений напоказ. Большинство внутренних помещений низкие, мрачные и укромные, зато площади и дороги под открытым небом роскошно украшены, с них в высоту и во все стороны открываются прекрасные виды. В обеих культурах монументы служат для наблюдений за астрономическими явлениями и воспроизводят божественную математику вселенной. Скульптуры и надписи майя классической эпохи сосредоточены на двух темах: соблюдении календаря и прославлении царей. В кхмерской традиции, напротив, искусство было посвящено изображению неба, пока в XII веке король Сурьяварман II не проявил огромную храбрость, приказав изобразить себя на стенах самого большого здания — величайшего в мире храма Ангкор Ват. Консервативные подданные должны были счесть такое решение короля святотатством. Ранее монументальных скульптур удостаивались только покойные монархи или королевские предки. Отныне культ живых королей начал вытеснять культ бессмертных богов.

Изображения Сурьявармана часто встречаются в одной из галерей храма; он окружен всеми атрибутами кхмерского короля, бросающими вызов природе: зонт защищает от солнца, веера спасают от духоты; завитки роскошного одеяния должны свидетельствовать об искусственном ветерке[449]. В руке он держит мертвую змею; возможно, это отсылка к рассказу о его предке: тот в молодости отнял трон у предшественника, прыгнув на королевского слона и убив короля, «как Гаруда, опускаясь на вершину горы, убивает змею». Ангкор Ват, его гармония и совершенство определяют идеологию, оправдывавшую власть короля: он открывает новую эру; сотворение мира воспроизводится в рельефах вместе с космическими войнами между добрыми и злыми богами и извлечением из океанов эликсира жизни, означающим начало нового века в цикле браманистической космологии — критаюги[450].

Согласно индуистской традиции эта новая эра должна была длиться 1 728 000 лет. Сурьявармана свергли около 1128 года, вероятно, меньше чем через десять лет после коронации, когда он потерпел ряд поражений в войнах во Вьетнаме и Камбодже. Но великолепие Ангкора возрождалось снова и снова. Чжоу Дагуань, участник китайского посольства 1296 года к кхмерам, оставил описание Камбоджи во все еще великую эпоху, когда «белый зонт короля» Сриндавармана простирался над страной, в которой во времена спорной преемственности быстро раскрывались и закрывались зонты многих претендентов на трон. Чжоу находит, что «хоть это и земля варваров, они умеют почитать своего короля». Сриндаварман передвигается в золотом паланкине, занавеси которого раскрывают, заслышав звуки раковин, девушки, чтобы показать монарха на его покрытом львиной шкурой троне. Все прижимаются головами к земле, пока раковины не смолкнут и демонстрация власти не продвинется дальше.

Чжоу одобряет такие проявления почитания, но некоторые варварские обычаи вызывают у него отвращение. Он осуждает открытое проявление гомосексуальных предпочтений, с помощью которого, как он утверждает, делались назойливые и настойчивые попытки соблазнить китайцев. Он осуждает непостоянство кхмерских женщин, верность которых не выдерживает двадцатидневной разлуки с мужем. Его чрезвычайно интересует обычай лишения девственности — это делают пальцами специально нанятые монахи, хотя проделки монахов — одна из основных тем конфуцианской литературы, а рассказ об этом обычае мог быть выдумкой. Его восхищение многим из увиденного отравлено невыносимой жарой, которая, как он считает, объясняет частое купание и рост болезней. Он разделяет страх кхмеров перед варварскими племенами лесов и гор, которые проводят время, истребляя друг друга с помощью луков, копий и ядов. С другой стороны, в описании столицы кхмеров заметно восхищение городским образом жизни.