- Вы же со мной, а это то же самое, что и с компасом на руке. Так что вперед!
Они двинулись вдоль кромки темной воды, из которой густыми пучками торчали ярко-зеленые веники болотной травы. Кое-где на обсидиановой поверхности лесного болота виднелись крупные фиолетовые цветы, и над ними, словно маленькие вертолеты, кружились мохнатые жирные мухи. Цицерон с громким чавканьем вытаскивал ноги из сырой почвы и, чтобы как-то отвлечь своих спутников от мрачных мыслей, начал рассказывать:
- Однажды мы с твоим отцом попали в очень похожую переделку. Это было на планете Сарот, где-то в двенадцати световых годах от Земли. У нас сломался вездеход, и мы с Алексеем Александровичем решили идти пешком через джунгли. А там джунгли не этим чета: зверь на звере и зверем погоняет. Да все такие кровожадные. Только отвернешься, как тебя кто-нибудь за манипулятор - хвать. Мясокомбинат, да и только.
- А мне папа ничего об этом не рассказывал, - удивился Алеша.
- Мало ли что он тебе не рассказывал, - ответил робот. - Папы - это такие люди, любого из них потряси, они столько историй рассказать могут, только успевай уши развешивать.
- А как же его не съели в таком лесу? - спросил Алеша.
- Так вот, подошли мы к болоту. Вижу, сквозь листву кто-то смотрит на твоего папу огромными голодными глазами и облизывается. Я и говорю: Алексей Александрович, вы бы пересели ко мне на спину, а то ведь собьют вас с плеча, до земли не успеете долететь - слопают. Ты что, говорит Алексей Александрович, там сзади две такие зверюги за нами крадутся, только и ждут, чтобы я к тебе на спину перебрался. Ты и обернуться не успеешь, как от меня одни резиновые сапоги останутся.
Ну, идем мы дальше вдоль этого поганого болота, от хищников отмахиваемся. Проходим метров двести. Тут с дерева свешивается лапа размером с мой манипулятор и вот с такими когтями, - Цицерон пошевелил своими крюками-пальцами. - Берет эта лапа твоего отца за воротник и тянет наверх. Надо понимать - прямиком в пасть. Я и говорю ему: что же это вы, Алексей Александрович, меня здесь одного бросаете? Никто же не поверит, что вас скушали у меня на глазах, то есть на фотоэлементах, и я ничего не сделал, чтобы вас спасти. А он уплывает вверх, кричит как оглашенный и эдак ногами подрыгивает. Ну, тут я, разумеется, не стерпел: как трахнул манипулятором по ветке. Папа твой, конечно, сразу ко мне на плечо вернулся, а на землю свалилось такое симпатичное мохнатое существо - то ли паук, то ли обезьяна, но очень большое, с бегемота или даже больше. Глазищи - во! Зубы - во! В общем, типичный людоед. Вцепился, бедолага, мне в ногу чуть выше колена, да так сильно, что у него зубы на землю посыпались. Злобный очень оказался. Ну а потом понял, что я не плюшка с маком, и дал деру. Тут Алексей Александрович мне и говорит: все, Цицерон, хватит. Надо срочно что-то придумывать. А то меня или сейчас съедят, или ночью, когда и вовсе ничего не будет видно.
Минут семь мы ломали головы. Он свою, а я - свою. И что ты думаешь, нашли выход.
- Лес подожгли? - предположил мимикр.
- Включили мигалку, - воскликнул Алеша, который слушал робота с широко раскрытыми глазами.
- Ни то и ни другое, - важно ответил Цицерон. - Лес поджечь - это форменное самоубийство, а сирена для ихнего зверя все равно что приманка сбежались бы со всего леса. Мы вернулись к вездеходу, благо недалеко ушли. Для облегчения вырвали из него мотор, выбросили все лишнее, даже лебедку сняли. Одни аккумуляторы оставили - на смену моим - и инструменты. Я впрягся в эту бронированную таратайку и на тросе потащил его через все джунгли. Вы бы видели, как эти зверюги бросались на окна вездехода - цирк. Очень им, видно, хотелось полакомиться человечинкой. Аж все колеса изгрызли до самых ободов. Вот там-то, пока я тащил вездеход, меня и потянуло на философию. Задумался я о природе всего живого и даже закон вывел: чем живее живое существо, тем оно прожорливее и агрессивнее.
- А может, наоборот? - перебил его мимикр. - Чем прожорливее живое существо, тем оно живее и агрессивнее?
- Это не важно, - отмахнулся Цицерон.
- Ну а что дальше-то было? - спросил Алеша.
- А дальше было вот что: на второй день я как-то зазевался и угодил в такое зыбкое место - топь называется. Ушел в болотную жижу почти по пояс. Тут-то, думаю, мне и конец, а если мне, то и твоему папе тоже. Алексей Александрович конечно же все понял. Сидит в вездеходе, смотрит на меня испуганными глазами и руками разводит. А я все глубже и глубже погружаюсь в трясину. И так неохота мне было в болоте тонуть. Кругом птички поют, цветы величиной с автомобильное колесо цветут, звери вокруг симпатичные шастают, а я, как обыкновенная железная болванка, стою на месте и смотрю, как вода поднимается все выше и выше. До выключателя дошла. Алексей Александрович уже голову руками обхватил, и тут я... Стоп! - неожиданно сказал Цицерон и указал куда-то вперед. - Если я не ошибаюсь, а я никогда не ошибаюсь, впереди стоит дом.
- А дальше-то что? - с нетерпением спросил Алеша.