Читаем Цицерон полностью

Квинт Цицерон по завершении претуры получил в управление провинцию Азию, где оставался целых три года. Он предлагал Аттику отправиться с ним в качестве легата, но тот отказался. В июльском письме, о котором у нас шла речь выше, Цицерон выражает сожаление, что Квинт, оскорбленный отказом, говорил об Аттике резко и несправедливо. Ссора тем более огорчала Цицерона, что Квинт не ладил с женой, которая, как уже говорилось, была сестрой Аттика. Цицерон опасался, что мир в семье будет нарушен и это отразится на его отношениях с Аттиком. Оратор ищет оправданий брату, говорит о крайней чувствительности его натуры, нередко проявляющейся во вспышках раздражения. Аттика Цицерон полностью одобряет; из этого письма мы можем судить о настроении нашего героя — ведь ему изо дня в день приходилось поддерживать равновесие между жизнью общественной и семейной. Аттик участвовал и в той, и в другой. Как истый римлянин, он оказывал другу поддержку в его политических начинаниях. Это доказывает его поведение в течение двух предшествующих лет, которые Аттия провел в Риме, кажется, с единственной целью — помогать Цицерону. Еще значительнее, однако, его роль как спутника досугов оратора, его доверенного лица, в какой-то мере и наставника в делах, касавшихся совести и морали. Как и Цицерон, Аттик избегал брать на себя выполнение каких-либо государственных поручений в провинциях. Но только по другим мотивам: он старался следовать учению Эпикура, который советовал не принимать участия в политике, ибо она — источник страстей и бед, враг безмятежности, которая одна открывает путь к Высшему Благу. Цицерон избрал другую жизненную философию, завещанную Аристотелем, равно как и стоиками, в соответствии с которой самое прекрасное, что может выпасть на долю человека, — это труд на благо отчизны. Дружба с Аттиком была как бы противовесом политическим увлечениям  Цицерона, и он высоко ценил советы осторожного друга, который столь проницательно разгадывал ход политических интриг, не раз подсказывал решения, в дальнейшем оправдывавшие себя как наилучшие; особенно ценил Цицерон очарование дружеских разговоров, когда можно высказываться абсолютно откровенно.

В начале 61 года Аттик уехал из Рима и проводил время в своем поместье Бутрот в Эпире или в поездках по восточным провинциям. Цицерон пишет ему осторожно, умалчивая о некоторых событиях, называя общих знакомых выдуманными именами, так как не уверен, что письма дойдут до адресата и что посланец, которому они доверены, не разгласит их содержание. Несмотря на умолчания, переписка с Аттиком все же полно и живо раскрывает перед нами политическую жизнь тех лет, воззрения и впечатления Цицерона, когда он чувствует, как его влияние, столь значительное в последние недели консульства и в первое время после него, постепенно сокращается и исчезает, уступая место влиянию тех, кто на глазах забирает все больше и больше власти.

Главная задача состояла в сохранении согласия, которое в дни заговора Катилины установилось между сенатом и всадниками. Согласие это подвергалось многим испытаниям. Несколько сенаторов «ультра» (по-видимому, поддержанные Катоном) потребовали расследования, утверждая, что судьи были подкуплены Клодием. Всадники усмотрели в этом покушение на честь своего сословия. Когда сенат принимал постановление о расследовании, Цицерона в курии не было. На одном из следующих заседаний он постарался уладить дело, однако, как сам признается в письме, неловко казалось выглядеть защитником взяточников. Вскоре отношения между сенаторами и всадниками обострились еще более — речь шла об откупах налогов в провинции Азии. Откупщики, заключившие сделку, вскоре обнаружили, что приняли к выплате явно завышенную цифру, и реальные сборы никогда ее не достигнут. Они обратились в сенат с просьбой пересмотреть условия контракта. Сенаторы, вдохновляемые все тем же Катоном, отказались удовлетворить просьбу. Хотя Цицерон и назвал требование всадников «подлым» (turpis), он тем не менее поддержал его в сенате, отчасти чтобы предотвратить конфликт между сословиями, которого так опасался, отчасти, может быть, потому, что всадников поддержал Красс. Обсуждение шло 1 и 2 декабря, но не завершилось еще и 5 декабря, когда, во вторую годовщину разгрома заговора Катилины, Цицерон пишет Аттику письмо с изложением событий: он, Цицерон, выступил с пространной речью, есть основания надеяться, что сенат согласится с его доводами, желанное согласие сословий удастся сохранить. Вскоре выяснилось, что надежды Цицерона были напрасны. Катон занял непримиримую позицию и сумел убедить сенат. Только через два года, в 59 году, когда консулом стал Цезарь, сенаторы удовлетворили просьбу всадников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии