Историки не раз задавались вопросом о причинах, по которым Цицерон выступил с этим свидетельством. До той поры Клодий считался его другом, и нет оснований думать, что консулярий его ненавидел. Полагали, что Цицерон не смог справиться со своим тщеславием и рассчитывал еще больше прославиться, если Клодия осудят за великое святотатство на основе его показаний. Косвенным подтверждением такого мнения могло бы служить происшествие, о котором рассказал он сам. Когда Цицерон появился в суде, друзья Клодия подняли шум, стали осыпать его оскорблениями и угрозами. Судьи поднялись со своих мест, готовые защищать оратора даже с риском для собственной жизни. Все это, конечно, льстило честолюбию Цицерона. Существовали, однако, и другие причины. Древние авторы полагали, как свидетельствует Плутарх, что Теренция испытывала ревность к прекрасной Клодии, сестре обвиняемого (кстати говоря, послужившей, по-видимому, прототипом воспетой Катуллом Лесбии). Она жила на Палатине и, по слухам, надеялась женить на себе знаменитого оратора. Довольно странное предположение, если учесть, что Клодия была замужем за Метеллом Целером, да и Цицерон вряд ли дал бы втянуть себя в скандальный брак, предполагающий предварительный двойной развод. Говорили также, будто уже знакомая нам весталка Фабия настаивала, чтобы Клодий понес суровое наказание за святотатство, ведь именно коллегия весталок устраивала празднество Доброй Богини и отвечала за сопровождавшие его обряды. Главной причиной все же (которая, конечно, не исключает и некоторых других) было желание нанести удар молодым смутьянам, которые толпились вокруг Клодия, как недавно то. пились вокруг Катилины. Рим действительно наполняла буйная молодежь, она стремилась к выгодным и почетным должностям, а еще больше — к развлечениям и удовольствиям. Цицерон ясно видел, какую опасность представляли эти молодые люди для государства, и понимал, что оправдание Клодия означало поражение «добропорядочных граждан», на которых оратор больше всего рассчитывал в деле оздоровления политической жизни Рима. Все это Цицерон изложил в письме к Аттику, написанном в начале лета 61 года. В письме он рассказывает, как на следующий день после скандального решения суда обратился в сенате к Клодию, заявив, что, несмотря ни на что, союз добропорядочных граждан существует и рано или поздно восторжествуют нравственность и долг. Клодий, однако, ничуть не смутился и отвечал, что Цицерон ведет себя как «самодержец», гех. Разговор перешел в перепалку, противники осыпали друг друга оскорблениями. Громкие протесты сенаторов заставили Клодия замолчать, но злоба и ненависть его к Цицерону стали еще сильнее.
Весьма вероятно, что Цицерон недооценил, сколь сильную поддержку сумел обеспечить себе Клодий не только среди золотой молодежи, но и среди практических политиков. В письме упоминается некто, кого Цицерон называет «лысым Наннейцем», человек этот якобы в ночь накануне вынесения приговора раздавал деньги судьям. Кто имеется в виду? Скорей всего Красс. Нанней был римский всадник, чье имя связано с неурядицами восьмидесятых годов; говоря о «лысом Наннейце», Цицерон мог намекать на несметные богатства, которые Красс стяжал во время Сулланских проскрипций. Если эта догадка верна, значит, Красс, на людях всегда отзывавшийся о Цицероне самым лестным образом, втайне добивался союза с Клодием и его сторонниками, которые могли оказать ему вооруженную поддержку во время начавшихся вскоре стычек на форуме и на Марсовом поле. Так образовалась третья вершина будущего триумвирата.
Самые большие выгоды предстояло извлечь из этого союза Цезарю; он тем временем отбыл свою претуру, но не отправился сразу в выпавшую ему по жребию Дальнюю Испанию, а остался в Риме, чтобы дождаться исхода процесса Клодия. Задержкой воспользовались кредиторы, которым Цезарь, как говорили, задолжал 25 миллионов сестерциев (вспомним, что дом на Палатине, приобретенный Цицероном, стоил три с половиной миллиона); кредиторы наседали столь решительно, что Цезарю пришлось занять требуемую сумму у Красса. Это обстоятельство связало их между собой крепче любой политической договоренности, отныне Красс был жизненно заинтересован в успешной карьере Юлия Цезаря.