В эти же дни с предложением, лестным для Помпея, выступил и Цезарь. Вступив 1 января в должность претора, он предложил в надписи о восстановлении Капитолийского храма воздать благодарность Помпею, а не Лутацию Катулу, которому восстановление храма было поручено, но который слишком медленно выполнял поручение и до сих пор не довел дело до конца. Цезарь таил злобу против Катула после того, как, состязаясь с Цезарем в борьбе за должность верховного понтифика и вынужденный уступить сопернику, тот принялся повсюду говорить о своем удачливом сопернике с величайшим презрением, называл его «мальчишкой», а при опросе мнений сенаторов о судьбе участников заговора Катилины гневно на него обрушился. В отместку Цезарь и в самом деле позволил себе мальчишескую выходку, которая, впрочем, не имела серьезных последствий. Когда Катул, исполненный негодования, поспешно явился на форум отстаивать свои права, Цезарь начал с того, что воспользовался своим положением претора и лишил Катула слова, а затем снял свое предложение и преспокойно отправился домой. Возмущенные выходками Цезаря и Метелла Непота, сенаторы отрешили обоих от магистратур. Метелл принял их решение всерьез, уехал из Рима и отправился в армию Помпея; Цезарь же остался в столице и вскоре добился восстановления в должности.
Три человека руководили в тот год политической жизнью Рима: Красс, который благодаря своим несметным богатствам покупал все и всех; Цезарь, пользовавшийся симпатиями римской толпы по многим причинам и, в частности, потому, что добивался смягчения приговора сторонникам Катилины; и Помпей, который вот-вот должен был вернуться с Востока, и многое в столице делалось с расчетом на то, как будет он действовать по возвращении. Когда все ожидали появления Помпея в Италии, Красс, забрав семью и все, что мог увезти из имущества, покинул Рим и отправился в Македонию. Трудно сказать, действительно ли он опасался Помпея или, как полагает Плутарх, своим показным страхом хотел бросить тень на полководца. Цезарь, дабы укрепить свое положение в сенате, добился опровержения обвинений в том, будто он участвовал в заговоре Катилины. Воспользовавшись правом претора, он заключил клеветников в тюрьму, от Цицерона же вытребовал свидетельство о том, что по доброй воле предоставил в распоряжение консула сведения о заговоре.
О состоянии духа Цицерона в первые недели после разгрома заговора можно судить по трем письмам, сохранившимся в его «Переписке». Первое — от Метелла Целера, в котором он выражает возмущение тем, как в начале января обошлись с его братом Непотом, и ответственность за случившееся с братом возлагает на Цицерона. По-видимому, кто-то представил Целеру события в ложном свете. Цицерон поспешил ответить письмом, относящимся к концу января или к началу февраля. Он напоминает, что инцидент вызван нападками на него, Цицерона, что, став трибуном, Непот неоднократно говорил о своем намерении любой ценой погубить консула. Восстановив истину и вернув себе доброе расположение Целера, Цицерон занялся Помпеем. Споры в сенате вокруг предложения Непота показали, что Помпей не пользовался больше симпатиями сенаторов, которые не могли простить полководцу, что в обход их решений он добился командования на Востоке, где и прославился. Скрепя сердце они смирились с тем, что Цицерон во время своего консульства декретировал десятидневные благодарственные молебствия богам в честь победителя Митридата, но теперь ясно давали понять, что сенат и без помощи Помпея сумеет сохранить порядок в столице.