Цицерон

Впрочем, многие солидные степенные люди были убеждены в преступности Юниева суда. В самом деле. Слухи о подкупе, о каких-то деньгах все время носились в воздухе. А кто среди присяжных были самыми отъявленными негодяями? Конечно, Стайен, Лук и Соус. И вот вся эта доблестная троица проголосовала против Оппианика. Казалось бы, это ясно говорило о том, что деньги шли не от Оппианика, а от его противника. Дошло до того, что один римлянин лишил наследства своего сына, бывшего присяжным в деле Оппианика. Он был убежден, что сын за взятку погубил человека. О 640 тысячах Оппианика забыли.

Так обстояло дело с первым обвинением против Клуэнция — в подкупе суда с целью уничтожить Оппианика. Теперь Цицерон переходит ко второму обвинению, а именно обвинению в отравлениях. Как помнит читатель, по словам обвинения, Клуэнций отравил Оппианика Старшего и пытался отравить на пиру Оппианика Младшего. Начнем с последнего дела.

Цицерон утверждает, что все обвинение голословно и не подтверждается никакими фактами.

Первое. У Клуэнция не было никаких причин желать смерти Оппианика Младшего. Правда, этот юноша собирался выступить против него с обвинениями. Но всем в Ларине было известно, — а Клуэнцию, конечно, лучше всех, — что за этим мальчиком стоит другое лицо, оно-то и собрало все улики против обвиняемого, и если Оппианик Младший будет устранен, то его место сразу же займет другой. В результате Клуэнций добьется только того, что даст в руки этому другому обвинителю лишний козырь против себя.

Второе. Что это за странный способ убивать на свадебном пиру? Ведь по обычаю жителей маленьких городков Оппианик Младший пригласил на свадьбу всех ларинатов. Все внимание было устремлено на жениха. И вдруг он падает мертвым! Травить его в этих условиях — это все равно что среди бела дня на глазах всего города пырнуть ножом.

Третье, и самое главное. Нет ни фактов, ни улик. Кто принес кубок с ядом? Когда? Связан ли хоть как-то этот человек с Клуэнцием? Ничего не известно. Но ведь сам-то яд — не миф? Юный друг Оппианика Бальбуций, который случайно выпил предназначенный ему кубок, упал мертвым на землю. «Вы говорите, что этот юноша умер тотчас же по осушении стакана — это неправда, он не умер даже в течение всего того дня… Дело произошло следующим образом: Бальбуций явился к обеду с расстроенным уже желудком; по свойственному его возрасту легкомыслию, он на пиру себя не берег, вследствие чего заболел и несколько дней спустя умер. Кто может это засвидетельствовать? Тот же, кто засвидетельствовал и свою скорбь, отец — да, отец покойного юноши. В его душевной боли малейшая улика заставила бы его перейти к скамье обвинителей свидетелем против Авла Клуэнция; а между тем он своим свидетельством выручает его».

И, обращаясь к секретарю, Цицерон предложил ему прочесть показания Бальбуция.

— А ты, — повернулся он к отцу умершего, — будь столь любезен, привстань на минутку, прослушай этот неизбежный рассказ, как он не горестен; я не буду распространяться о нем.

И после завершения чтения:

— Спасибо тебе, что ты исполнил долг честного человека и не дозволил, чтобы твое горе было источником несчастья и лживого обвинения невинного человека (168).

Теперь последнее обвинение — убийство Оппианика Старшего. Как помнит читатель, Оппианик умер, отведав отравленного хлеба, поднесенного ему неким Марком Азеллием, убившим его, как гласило обвинение, по наущению Клуэнция Габита.

Прежде всего Цицерон рассматривает возможные мотивы предполагаемого убийства.

— Тут я спрошу прежде всего, какая у Габита была причина желать умерщвления Оппианика? Он был его врагом, знаю; но ведь люди желают смерти своим врагам либо из страха, либо из ненависти. Какой же страх мог заставить Клуэнция отважиться на такое преступление? Кому был страшен Оппианик, понесший уже кару за свои злодеяния и исключенный из числа граждан? Или Клуэнций боялся козней со стороны погибшего? Обвинений со стороны осужденного? Свидетельских показаний со стороны изгнанника? Но вы скажете, пожалуй, что Габит ненавидел своего врага, а потому не хотел, чтобы он наслаждался жизнью. До того ли был глуп Габит, чтобы считать жизнью ту жизнь, которую вел Оппианик, жизнь осужденного, изгнанного, всеми покинутого человека? Человека, которого вследствие его невыносимого характера никто не хотел пускать под свой кров, удостоить разговора, приветствия, ласкового взгляда? Такая жизнь возбуждала досаду Габита? Да ведь чем непримиримее и пламеннее была его ненависть к Оппианику, тем более он должен был стараться продолжить ему эту жизнь! И вы говорите, что он, его враг, ускорил его смерть, единственный исход из его горемычной жизни?! (169–171).

Второе. Это обвинение выглядит столь же надуманным и голословным, как предыдущее. Кто предполагаемый сообщник Клуэнция? Азеллий. Кто он? Лучший друг Оппианика. Нет ни одного свидетельства, что этот человек хоть когда-нибудь состоял в каких бы то ни было отношениях с Клуэнцием.