Читаем Цицерон полностью

Цицерон сравнивал себя с врачом, а провинцию — с тяжелобольным. И, как хороший врач радуется, видя, как к его пациенту постепенно возвращаются силы, так радовался Цицерон, замечая, как Киликия начинает приходить в себя. «Они прямо начали оживать после нашего приезда», — со счастливой улыбкой сообщает он Аттику (Att., V, 16, 4). И он все устрожал и устрожал свой режим. Это была просто настоящая мания. Наместник, который всегда жил во дворце, месяцами не выходил из палатки. Он отказывал себе во всем. Это доставляло ему какое-то невыразимое счастье. Он признается Атгику: «Ничто никогда за всю мою жизнь не доставляло мне такого наслаждения, как теперь эта вот моя порядочность (так называл Цицерон свою аскезу. — Т. Б.). И радует меня не молва, которая столь велика, а сами мои поступки… Я сам не понимал себя и не знал до конца, на что я способен. Теперь я горд» (Att., V, 20, 6).

Слава Цицерона действительно доходила до небес. Толпы людей приходили взглянуть на этого удивительного наместника. Соседи прямо говорили, что завидуют киликийцам. Люди спустились с гор и вернулись в свои брошенные дома. Они успокоились и повеселели, «ожили», как говорил Цицерон. Благодарности их не было предела. Они хотели украсить город его изображениями, выбить на мраморных стелах рассказ о его замечательных деяниях, но помешало им одно самое неожиданное обстоятельство: против этого решительно восстал сам наместник. Мы уже знаем, что герой наш был несколько тщеславен. Казалось бы, он должен был прийти в восторг, узнав, что подвиги его хотят увековечить в мраморе. Почему же он отказался? Из скромности? Вовсе нет. Оказывается, он испугался, что это введет их в новые расходы и откроются раны, которые он только что с таким трудом залечил! (Att., V, 21, 7).

Теперь Цицерону предстояла самая трудная, можно сказать, титаническая задача. До него наместником был Аппий Клавдий, брат Клодия, впрочем, гнушавшийся его слишком демократических замашек. Этот «чудовищный зверь», как называет его в письмах Цицерон, и не думал уезжать из провинции, он поселился в каком-то маленьком городке и вел себя так, как будто новый наместник еще не прибыл. Даже продолжал творить суд в провинции. Цицерон был просто вне себя от возмущения. Он долго и взволнованно изливает душу Аттику и говорит, что Аппия необходимо выжать из провинции, которую он погубил. Но Аппий с места не трогался. Тогда Цицерон берет перо и лично пишет «чудовищу» письмо. Что же он пишет?

Я начинаю с упреков, говорит он. В самом деле. Он, Цицерон, буквально летел в провинцию со сладкой надеждой заключить в объятия своего Аппия. И что же? Оказывается, вместо того чтобы поспешить ему навстречу, его друг забился в дальний город, где его и в 30 дней не сыщешь. Какое горькое разочарование! Люди, которые не знают, как нежно они друг друга любят, могли бы вообразить Бог знает что. Могли бы даже подумать, что Аппий избегает с ним встречи. Как всегда, нашлись сплетники и недоброжелатели из тех, для кого первое удовольствие ссорить людей. Они стали говорить Цицерону, будто Аппий в своем уголке творит суд и вообще вмешивается в дела управления, что категорически запрещает закон. Меня это, конечно, ничуть не встревожило, кротко продолжает Цицерон. Я сразу понял, что милый Аппий просто хочет мне помочь и облегчить бремя управления (Fam., III, 6).

Не знаю, понял ли «милый» Аппий смысл письма. Если верить Цицерону, это был надутый индюк, особой догадливостью не отличавшийся. Все-таки он в конце концов убрался. Но он принял оскорбленный вид, дулся и жаловался, что Цицерон его обидел. Оратор так объясняет это Аттику: «Как если бы врач, когда больного передадут другому врачу, начал бы сердиться на своего преемника за то, что тот не следует его методам лечения… Так и Аппий, который начал свое лечение провинции с того, что ограбил ее, пустил ей кровь и передал мне полузадушенной, теперь недоволен, что благодаря мне она вновь оживает… Я ровно ничем его не обидел. Его оскорбляет только несходство моего поведения с его собственным… А некоторые приятели Аппия объясняют это забавно: я-де… веду себя порядочно не ради собственного доброго имени, а чтобы досадить Аппию» (Att., VI, I, 27). Впрочем, Цицерон был слишком ловок и обаятелен в сношениях с людьми. Кончилось тем, что Аппий проникся к нему любовью и уважением и даже простер свою милость до того, что обещал посвятить ему свое сочинение о гадании по птицам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии