Цирк в пространстве культуры

Как уже говорилось, искусство цирка продолжало сохранять и репродуцировать авангардные черты и в последующие эпохи. Но цирковая система во всем мире сделалась к середине XX века настолько совершенной, что цирк почти превратился из искусства в виртуозное ремесло. В ситуации творческого тупика в 1950-е годы западные артисты цирка начали объединяться с хиппи, создавая уличные театры[361]. И в России развивались уличные цирковые кавалькады, театры и шоу, важной составляющей которых было участие в представлении зрителей, спонтанно превращавшихся по ходу действия в его участников. Так, в октябре 1957 года в течение нескольких дней проходила праздничная цирковая кавалькада «Москва – Донбасс – Кубань», посвященная сорокалетию революции. Примечательно, что первое выступление ее участников, сначала проехавших по центральным московским улицам, состоялось во время обеденного перерыва в одном из цехов московского автозавода им. Лихачева. Артисты при этом оказались в роли зрителей, а зрители – в роли артистов. Один рецензент, подробно описывая кавалькаду, отмечал, что рабочие «бурно аплодировали мастерам цирка, дружно смеялись шуткам клоуна». Вместе с тем и «артисты цирка с волнением наблюдали происходящее», когда на импровизированную сцену поднялся рабочий-оратор с предложением выпустить в честь юбилея «сверх плана 500 холодильников»[362]. Волнение артистов, слушающих обещание оратора, сопоставимо с чувствами зрителей в момент ожидания невероятного фокуса. Сцена сливается с трибуной на том основании, что все происходит «по-настоящему». Подобно тому как циркач не только вводит параллельную реальность, но и преображая существующую, рабочий призывает слушателей «принять повышенное соцобязательство», т. е. бросить типичный для цирка вызов законам человеческой природы и привычки.

В конце 1970-х годов Вячеслав Полунин, обратившись к традициям бродячего цирка, создал театр «Лицедеи», сценой которого оказывались не только мюзик-холлы и стадионы, но и улицы, витрины магазинов, трамваи, парки, ступеньки дворцов, соборные площади. Десять лет спустя этот театр трансформировался в театральный город на колесах под названием «Караван мира», обошедший в течение полугода многие города Европы; тем самым Полунин реализовал уникальную идею европейского фестиваля уличных театров. Следом за тем он создал «Академию дураков», возрождавшую идеи карнавала в культуре, и программу «сНЕЖНОЕ шоу», кочующую по всему миру по сей день. Уличные театры Полунина перестраивают отношения между артистом и зрителем и одновременно восстанавливают прежние связи: в них сохраняется память о балаганных народных представлениях, о «политических каруселях» 1920-х годов и даже о «хождениях в народ».

Один из ярких вариантов цирковой пантомимы под открытым небом был представлен в 1996 году на Красной площади во время Первого всемирного фестиваля циркового искусства в Москве. На всем пространстве Красной площади на фоне декораций, воспроизводивших наиболее значительные памятники культуры, развернулись цирковые манежи, на которых выступали артисты самых разных жанров. Площадь «превратилась на несколько дней в гигантский цирк-шапито»[363]. Этот факт был подтвержден в обращении тогдашнего президента России Бориса Ельцина к участникам и гостям фестиваля: «Сегодня Красная площадь Москвы принадлежит цирковому искусству»[364]. Таким образом, центр столицы конца XX века слился с цирковой ареной, воплотив на короткое время утопические проекты русского авангарда.

4.2. Цирковой трюк и телесный код нового героя в немом советском кинематографе

Если цирк, несмотря на многочисленные политические эксперименты, так и не утвердился в первой трети XX века в качестве искусства государственной репрезентативности, то кинематограф, напротив, очень быстро был признан институцией, постулирующей посредством языка художественных образов идеи советского государства[365]. В идеологических целях с 1918 года выпускались короткометражные агитфильмы (автором сценария первого такого фильма – «Уплотнение» – был Луначарский); всего их вышло около пятидесяти («Красноармеец, кто твой враг?», «Мир хижинам – война дворцам!», «Серп и молот» и другие). Однако одних агиток было недостаточно для просветительских и политико-пропагандистских целей большевистского режима; советская власть нуждалась в игровом кино[366]. Именно художественному кинематографу предстояло найти образные формы репрезентации революции и ее героев. Примечательно, что в 1920-е годы ведущий немецкий критик Альфред Керр, восторгаясь русским кинематографом, охарактеризовал его в качестве «искусства фантастической правды», способного приводить массы в движение[367].