Читаем Цирк в пространстве культуры полностью

Цирк оказался в советское время не только анархистско-номадическим пространством, практически не контролируемым официальной идеологией и государством, но и своего рода культурным андеграундом. Парадокс эпохи заключался в том, что, будучи искусством массовой культуры, цирк тем не менее успешно сопротивлялся силе идеологического мейнстрима и политического радикализма. В результате можно увидеть четкую связь между ситуацией свободы в пространстве цирка как такового, включая цирк советской эпохи, и концепцией деполитизации театра, выдвинутой теоретиком постмодернизма Сьюзен Мелроуз на примере анализа одной из постановок Цирка дю Солей – «Хоэфоры»[355]. Показательно, что под деполитизацией Мелроуз понимает отказ от воплощения политической платформы какой-либо партии. Постулируемый же режиссером Арианой Мнушкиной принцип злободневности, вовлечения зрителя в актуальные человеческие проблемы интерпретируется исследовательницей как «политика малых дел», не имеющая ничего общего с официальными политическими стратегиями[356].

* * *

Примечательно, что, оставаясь местом, свободным от общепринятых норм и ограничений, цирк продолжал сохранять присущую ему с архаических времен эротическую семантику. (которая отчасти уже анализировалась в предыдущих главах). Цирковое искусство воспринималось советским зрителем как своего рода советский эротический театр, стриптиз-шоу советской эпохи, что, с одной стороны, являлось имплицитным продолжением архаической традиции репрезентации эротики на арене цирка. По воспоминаниям Алексея Алексеева (в 1920-е годы он был художественным руководителем московского театра «Кривой Джимми», а затем руководил Московским театром сатиры), постановки Фореггера превращались в «конгломерат цирка и варьете с привкусом эротики и политики», а в «Женитьбе» представление заканчивалось «“производственными” танцами: ни с того, ни с сего выходили почти обнаженные парни и девушки и имитировали машины, что было у Фореггера непременным ингредиентом всех его спектаклей и что его артисты делали действительно виртуозно»[357]. Кроме опытов по соединению масок итальянского импровизационного театра с буффонадой Фореггер переносит на манеж и разработанную им систему театрально-физического тренажа (тефизтренажа), одним из первых примеров которой и являлись упоминаемые в описании Алексеева «Танцы машин»[358]. Составленные из симметричных композиций «совершенных» тел исполнителей, «танцы» имитировали отлаженную работу производственных механизмов. Одновременно в них присутствовали элементы эротической эстетики.

Леонид Никитин. Эскиз костюма, 1920-е гг.

Обнажение тела, демонстрируемое артистами на арене советского цирка, являло собой завуалированную и неотрефлексированную форму порноэстетики. Этот факт подтверждается примерами, взятыми из искусства того времени. Так, акробатка, взбирающаяся по канату, обретает в фотографии Александра Родченко облик стриптизерши. Усмотрев в движениях артистки элементы эротического танца, художник зафиксировал одно из положений ее тела, имитирующее «любовную игру». Эротическое переплетается с цирковым и в серии эскизов костюмов, созданных Леонидом Никитиным в 1920-е годы для оформления спектаклей Эйзенштейна «Мексиканец», «Лена», «Зори Пролеткульта», – костюм клоуна состоит из элементов женского белья и клоунских панталон, клетка на этих панталонах прозрачная. На эскизе панно 1921 года «Мюзик-холл», выполненном Сергеем Юткевичем, пляшет обнаженная циркачка. В 1925 году Самуил Маршак совместно с художником Владимиром Лебедевым, одним из организаторов «Окон РОСТА» в Петрограде, выпускает в издательстве «Радуга» книгу стихов для детей «Цирк»; на некоторых иллюстрациях из этой книги изображены полуобнаженные циркачи. Ряд эротических зарисовок на цирковую тему создал в 1930-е годы художник Орест Верейский. На одном из его рисунков мы видим готовящегося к выходу на арену полуобнаженного Дмитрия Зементова – артиста, пришедшего в цирк из спорта и выступавшего в 1920-е годы под псевдонимом Торнео с номером «Воздушный турник».

Гарри Гудини перед выполнением трюка с самоосвобождением. Фотография 1899 г.

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки визуальности

Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве
Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве

Иосиф Бакштейн – один из самых известных участников современного художественного процесса, не только отечественного, но интернационального: организатор нескольких московских Биеннале, директор Института проблем современного искусства, куратор и художественный критик, один из тех, кто стоял у истоков концептуалистского движения. Книга, составленная из его текстов разных лет, написанных по разным поводам, а также фрагментов интервью, образует своего рода портрет-коллаж, где облик героя вырисовывается не просто на фоне той истории, которой он в высшей степени причастен, но и в известном смысле и средствами прокламируемых им художественных практик.

Иосиф Бакштейн , Иосиф Маркович Бакштейн

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология
Короткая книга о Константине Сомове
Короткая книга о Константине Сомове

Книга посвящена замечательному художнику Константину Сомову (1869–1939). В начале XX века он входил в объединение «Мир искусства», провозгласившего приоритет эстетического начала, и являлся одним из самых ярких выразителей его коллективной стилистики, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве», с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.В начале XX века Константин Сомов (1869–1939) входил в объединение «Мир искусства» и являлся одним из самых ярких выразителей коллективной стилистики объединения, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве» (в последовательности глав соблюден хронологический и тематический принцип), с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего с различных сторон реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.Серия «Очерки визуальности» задумана как серия «умных книг» на темы изобразительного искусства, каждая из которых предлагает новый концептуальный взгляд на известные обстоятельства.Тексты здесь не будут сопровождаться слишком обширным иллюстративным материалом: визуальность должна быть явлена через слово — через интерпретации и версии знакомых, порой, сюжетов.Столкновение методик, исследовательских стратегий, жанров и дискурсов призвано представить и поле самой культуры, и поле науки о ней в качестве единого сложноорганизованного пространства, а не в привычном виде плоскости со строго охраняемыми территориальными границами.

Галина Вадимовна Ельшевская

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология