Цирк в пространстве культуры

Мюнхгаузен, взбирающийся по веревочной лестнице, синтезирует в себе целый ряд мифологических образов. В самом конце фильма герой отождествляется с умирающим и воскресающим богом. Проблематика, которую осмысливает Захаров, во многом сходна с художественными поисками немецкого кинорежиссера Вима Вендерса. В фильме «Небо над Берлином» Вендерс повествует о том, как на землю спускаются ангелы Дамиэль и Кассиэль и смешиваются с людьми. Они парят в небе над Берлином, перерезанным бетонной стеной на две половины; они прикасаются к людям, читают их мысли. Дамиэль влюбляется в воздушную гимнастку Марион с накладными крыльями, исполняющую смертельный трюк под куполом цирка. Ради нее он опускается на землю и лишается бессмертия. Однако в финале фильма он, стоя на арене цирка, держит канат, на котором исполняет воздушные трюки его возлюбленная. Канат – все тот же инвариант небесной лестницы, означающий в контексте фильма, что связь простого смертного с Богом не утрачена. Земная любовь не исключает любви к Богу, а границы между материальными и духовными ценностями не такие уж непроницаемые. Таким образом, канат, на котором кружится акробатка, воспринимается, как и в фильме Захарова, в качестве образа связи разных сторон мироздания. Имя акробатки из фильма Вендерса отсылает к героине фильма Александрова «Цирк» Марион Диксон. Действительно, фильм Вендерса сделан не без проекции на «Цирк» Александрова. Семантика александровского фильма дополняется и во многом переосмысляется на фоне проблематики картины «Небо над Берлином». Сюжет фильма «Цирк» развивает библейскую притчу о любви ангела и земной женщины. В образе ангела предстает Мартынов, возвращающийся после службы в армии в цирк. Его ангельская природа несколько раз подчеркивается на протяжении фильма. После «музыкального» объяснения в любви Марион (у рояля) за спиной Мартынова «обозначаются» крылья. Рисунок крылатого героя воспроизводится затем в цирковой стенгазете. Костюм с крыльями для номера «Полет в стратосферу» также повторяет ангельские формы. И наконец, в сцене премьеры «Полета в стратосферу» Мартынов не только взлетает в воздух, но и некоторое время, расправив крылья, парит над манежем цирка. Союз ангела и земной женщины-циркачки (ее земная натура подчеркнута еще и тем, что она мать, и, кроме того, мать темнокожего ребенка), символизирует в фильме Александрова необходимое для восстановления динамики вселенского равновесия соединение духовного и плотского. В отличие от «Цирка» Александрова, фильм Вендерса лишен финального пафоса восстановленного равновесия между разными сторонами бытия. У Александрова этот пафос воплощен в сцене торжественного шествия на первомайской демонстрации.

В фильме Захарова, как и в сценарии Горина, также транспонируется сюжет об опустившемся на землю ангеле, полюбившем земную женщину Марту. В сценарий и его экранизацию не случайно введены мотивы пересекающегося времени и пространства. Мюнхгаузен с полным основанием рассказывает о своем знакомстве с Ньютоном, Софоклом, Джордано Бруно именно потому, что для него как ангела не существует начала и конца жизни. Отказавшись от своей ангельской природы, Мюнхгаузен должен отказаться от бесконечности всех достижений и возможностей, стать как все:

– Как все… Не двигать время?

– Нет, – с улыбкой подтвердил скрипач.

– Не жить в прошлом и будущем?

– Конечно, – весело кивнул второй музыкант.

– Не летать на ядрах, не охотиться на мамонтов? Не переписываться с Шекспиром?

– Ни в коем случае, – закрыл глаза третий.

– Нет! – крикнул Мюнхгаузен, и музыканты перестали играть. – Я еще не сошел с ума, чтобы от всего этого отказываться![442]