Цимес

— Просто чтобы убежать. Только это все равно бесполезно, никуда мне от него не деться и от себя тоже.

— Вам что, действительно так хорошо вместе?

— Не то слово. Только я не об этом, об этом все равно не получится. Любить человека долго — годы — страстно, взаимно и с каждым днем все сильнее, — я знаю, так не бывает, но именно так все и есть. И выходит, что любовь — это бесконечная величина: чем дольше длится счастливое сегодня, тем дольше не наступает завтра, то есть время останавливается. А значит, наступает смерть.

Она тянется к бокалу, замирает на секунду и делает глоток.

— Люсь, понимаешь, я умираю. От счастливой любви. Чтобы этого не случилось, надо убежать. Вот я и пытаюсь — изо всех сил…

Я-то думала, что это возможно только в шахматах — нажимаешь кнопку на часах и останавливаешь время, а оказывается, и в жизни тоже. Во всяком случае, она этому, похоже, научилась. Только вот жизнь не шахматы и не игра вообще. А впрочем, кто знает? Да и какая разница, если больно…

Солнце, опускаясь, проникает в дом, перетекает через подоконник, заливает собой деревянный пол — скучно ему там, на небе. Вечер проходит сквозь нас, словно нож. Оля наконец начинает плакать. Немного вина на дне бокала — оно почему-то качается и никак не хочет успокоиться. Скоро утро.

Вечер второй

Она заснула в слезах прямо там же, в Собакином кресле, а проснулась — веселая и беззаботная — в нашей с мужем постели, куда я перетащила ее лично почти на себе. Перед этим я убрала со стола и повесила в шкаф всю ее верхнюю одежду из чемодана, который она так и не удосужилась открыть. Было там, кстати, десять веселых, цветастых, летних сарафанов — только и всего. На всякий случай я решила запомнить, что следует брать с собой, убегая от счастливой любви, — а вдруг понадобится…

Остальной день мы провели беззаботно, празднично и праздно — на то он и июль.

Но вечер все-таки наступил и, как ни в чем не бывало, уселся с нами на веранде — пить чай. Честно говоря, вел он себя на этот раз довольно смирно, лишь временами шептал что-то себе под нос, словно удивляясь — ну что же это они тянут с продолжением?

Мы просто болтали, пока я не заметила, что плечи ее вдруг поникли. Луна глядела на нас сверху и тоже ждала.

— Слушай, — сказала я, — а почему бы тебе не рассказать обо всем по порядку? Раз уж ты здесь, и вечер, и июль, и луна, а?

— А ты что, в самом деле хочешь знать? Все-все?

— Конечно хочу.

— Мне вот показалось, что ты как раз не слишком любопытна, что ли…

— Это не любопытство и не его отсутствие. Это… Представь, что ты увидела цветок, который никогда не видела раньше. И тебе хочется его коснуться, ощутить его запах, потрогать лепестки…

— От тебя и про лепестки — странно, — она посмотрела на меня как-то очень по-взрослому. Покачала головой, вздохнула. — Никак не ожидала. Хорошо, расскажу и про лепестки тоже…

— Я человек с инстинктами. Я чувствую опасность еще до того, как опасность почувствует меня, поэтому неудивительно, что наше первое «настоящее» свидание с Володей — именно так его зовут… В общем, когда ко мне вернулось сознание и я снова смогла дышать, моими первыми словами были: «Володенька, а ведь ты страшный человек». Он ничего мне не ответил, только улыбнулся, и я поняла, что он меня может погубить. И испугалась — но не этого, а того, что не смогу убежать, ведь то, что я испытала… Дело вовсе не в том, как нам было в первый раз, а в том, что это «было» не кончается, и я без него уже не могу. Но и это не все, потому что главное — его полная, безраздельная власть надо мной.

У меня ведь и раньше были мужчины. Про некоторых ты знаешь, про других нет — не важно. Они, конечно, были разные, но все же такие одинаковые. И само собой — ни малейшей зависимости от них, никакой их власти надо мной, ни сном ни духом. Как только они начинали занимать слишком много места в моей жизни, я их оставляла. Потому что — инстинкты. А тут… он только взглянет на меня, и я сразу понимаю любое, веришь ли, любое его желание. И выполняю.

Мы встретились случайно — оказались за одним столиком на какой-то вечеринке, — как же давно это было, господи. Знаешь, даже стыдно рассказывать. Я еще ничего про него не знала, ни кто он, ни как зовут. А он просто посмотрел на меня, и я… почувствовала себя голойи то, что мне это нравится. Ну вот. А уж когда мы наконец разделись в самом деле…

Это продолжается до сих пор. Лавина, из которой не вырваться, летишь все быстрее, и конца этому нет. И страшно, и молишься, чтобы дальше, дальше, дальше — не важно куда, лишь бы не прекращалось, лишь бы вместе. Вот говорят: найти своего мужчину. Может быть, то, что происходит, как раз и есть вот это самое: найти своего мужчину. Потому что если нет, то что это тогда вообще? Наверное, никто не сможет понять меня до конца или почти никто, может, единицы — не знаю. Испытать — нет, испытывать такое…

Оля перевела дыхание. Взяла чашку с остывшим чаем, подержала и поставила обратно на блюдце.