Где же амфибии? Во дворе райкома и райисполкома — глухие удары топора: при багровом свете факелов, по колено в воде, работают люди, на скорую руку вяжут плоты. Лодок нет: какие были, сорвала, унесла вода. Хуже всего, что все — внезапно. Ночь с внезапным навалом воды, с ветром, дождем, а кое-где с градом; из какого-то колхоза передали: град бьет такой, что шифер и черепицу пробивает на фермах... Не предусмотришь всех коварств воды, стремительной и впрямь агрессивной. Обходит, проникает, вездесущая, появляется прорывом в совсем неожиданных местах.
— Вода на улице Ломоносова! Затопляет хлебозавод! Заливает подвалы милиции!
И короткие, четкие приказы:
— Спасать людей! Прежде всего людей! Не допустить жертв.
«Спасать людей! Тут все свелось к этому, к обнаженному принципу гуманности — конкретной, деловой, — думал, стоя в толпе незнакомых ему людей, Колосовский. — Опергруппы, плавсредства, связь... Малопоэтично? Повеяло фронтовым черноробством, суровостью, исполнительской безотказностью? Или, может, иначе и нельзя перед лицом хаоса, перед лицом разверзнувшегося зла? Едва ли привлек бы сейчас кого-либо своим буйством этот взрыв правечных неконтролируемых сил... И если есть поэзия в богемной расхристанности, то неужели нет ее здесь, где неусыпная воля, где мужество и дух самообладания сплачивают людей для действия, для испытаний, может, трагических?»
В три часа ночи ратушу с ее древними средневековыми часами на башне осветили голубые снопы прожекторов: с железным грохотом приближались амфибии. Плавсредствами будут именоваться они в сухих сводках потом, после наводнения, потому что подразумеваться будут и плавающие танки, и специальные бронетранспортеры различных типов, но в народе останется о них слава поэтическая, однословная:
— Амфибии!
Грохотом моторов, скрежетом гусениц наполнилась площадь. В свете фар бледными выглядели лица людей в дождевиках. Один из самых мощных прожекторов приказано было направить вверх, чтобы он, достав небо, сообщил всем, кто на марше, мы здесь! И тем, что где-то в поймах в потонувших селах ждут помощи: мы здесь, мы прибыли!
Рассекая дождевую тьму, рефлектор высветил башню, циферблат часов, шагнул еще выше и осветил на мгновение: стайка голубей — совсем серебряных, сияющих! — вихрилась в бездонно-темном небе.
Кто-то пошутил мрачно:
— Голуби над потопом. Почти как у Ноя.
Амфибиям не пришлось долго задерживаться па площади. Экипажи машин получали задания, брали на борт по нескольку местных на роли помощников и провожатых — и сразу отправлялись по назначению.
На одной из амфибий очутился и Колосовский. Забираясь в люк, невольно усмехнулся про себя: второй раз в жизни становился волонтером... Вместе с ним вскарабкался на борт энергичный милиционер с мегафоном в руке и заврайфинотделом, — этот взобрался на амфибию не без помощи солдат, так как располагал такой комплекцией, что едва пролез в люк. Местные, на правах хозяев, должны были указывать военным дорогу на Подгайцы, нижнее село, одно из наиболее пострадавших.
— Для центровки вам нужно сесть посредине, товарищ Путря, — пошутил милиционер, обращаясь к заврайфинотделом, — чтобы не кренило наш ковчег!
Тот, не ответив, молча устроился рядом с водителем.
Офицеру — командиру экипажа — милиционер представился:
— Лукавец, страж порядка. Не прозвище, а в самом деле фамилия такая... Ну, вперед, лейтенант! Дави стихию!
Амфибия рванулась на шоссе, почти сплошь залитое водой.
Лукавец с любопытством глядел из открытого люка:
— Мрак неизвестности...
Еще на площади у ратуши Колосовский обратил внимание на веселого милиционера, который, рассказывая что-нибудь, размашисто жестикулировал в юпитерах амфибийных фар: смуглостью выразительного лица и выпуклыми глазами он напоминал знаменитого актера из итальянских фильмов, и Колосовский, отмечая игру его интонаций, усмехнулся в мыслях: «Взять бы тебя, товарищ начальник, на какую-нибудь комедийную роль...»
Лукавец между тем свободно и непринужденно налаживал контакты с солдатами:
— Какой год службы?
— Первый.
— Откуда?
— Из Якутии.
— Не был там, у меня тут своих алмазов хватает... А ты?
— Я узбек.
— Салям-салям... А механик-водитель?
— Из Полтавы... А этот из Костромы.
— Интернациональный ковчег налицо!.. Специально подбирали или как?
— Жизнь подбирала.
— А товарищ якут плавать умеет?
— У нас пояса, — был сдержанный ответ.
— А мы с вами, товарищ Путря? Без поясов, без жилетов, — будто бы даже испуганно обратился Лукавец опять к заврайфинотделом. — На книжке сколько трудовых? Жене завещание оставили?
Молчал товарищ Путря, только сопел, считая, видимо, что некстати эти шутки.