Цикличность

Я, наконец, позволил себе открыть глаза. Необходимый настрой был достигнут. С такими мыслями я теперь просыпался каждый день. И сегодня, лежа в своей кровати, я, как ритуал, вспомнил историю своей жизни. Тот нелегкий путь, который в итоге превратил меня в жука в муравейнике. Нужно было постоянно воскрешать в памяти картины погибшего запада. Наша память всегда стирает острые углы, и я старался не позволять ей этого сделать, дабы не усомниться в своем выборе.

Я встал с постели и подошел к окну. Оно выходило на площадь возле Госпиталя. По площади медленно сновали редкие прохожие. Те несчастные, кто страдал от сильных болей, уже начали занимать очередь подле входа в Госпиталь Перерождения. Сонный, неторопливый люд. Те, кому принадлежит короткий час рассвета.

Жутко пьяный фонарщик вяло гасил фонари. Кто-то только шел на службу, а кто-то наоборот медленно возвращался с ночной работы. Однако людей на улице еще было очень мало, город еще спал. Уже через пару часов площадь под моими окнами заполнится толпой людей, повозками и вездесущими попрошайками. Люди будут кричать и галдеть, Столица наполнится привычным, равномерным гулом. Так было всегда. Даже в тот день, когда я впервые вошел в город и случайно оказался на этой площади. Тогда меня это ошеломило и даже напугало, я абсолютно потерялся в людском водовороте, и привык я отнюдь не сразу.

Но сейчас еще было тихо. Я всегда вставал очень рано, и отчасти именно для того чтобы насладиться этим часом тишины. Эта привычка, которую я приобрел еще простым стражником, так и не покинула меня спустя годы. Хотя старость уже немного ослабила мои кости, и с каждым годом я все больше боялся того что мой ночной сон перейдет в вечный и Столица однажды проснется без меня.

Иногда, утром в выходные, я тренирую простую ребятню. Началось это с того дня, когда я прибыв с запада просто бесцельно шел по городу в беспамятстве. Я забрел в бедный район и в одной подворотне я увидел малышей, что дрались на деревянных мечах. Мальчишки именно дрались, а не фехтовали. Секретом успеха в этих схватках была сила и точность первого удара. Ничего более.

Не знаю, что на меня нашло, я подошел к ним и принялся учить их фехтованию. Я почему-то проявил небывалое рвение, и утратил счет времени, объясняя мальчишкам базовые стойки и простейшие удары. Я понял, что уже прошло несколько часов лишь в тот момент, когда один парнишка подошел ко мне и спросил, уставившись в пол: «Вы придете завтра? А то мне пора домой, мать будет ругаться».

С того самого дня я тренирую простых ребят с улицы. Я как будто готовлю свою маленькую армию, которая будет готова дать отпор «белым». Теперь, ища искупления, я с одинаковой отдачей обучаю и «друзей», и «врагов». Признаться честно, мне больше нравятся обычные мальчишки с улицы. Они обычные люди, которые кого-то любят, а кто-то любит их. Им есть, за что страдать и ради кого стараться. Такой отдачи ни за что не получишь от маленьких «белых». Они словно бы пустые внутри, остов нормального человека без чувств и эмоций.

Больно кольнуло в сердце. В те моменты, когда я вспоминаю своих маленьких учеников, тяжелее всего думать о моем задании. Одно дело – загадывать наперед, когда находишься в Металлической долине, когда за закрытыми ставнями бушует песчаная буря. Тогда еще легко думать о том, что тебе предстоит сделать. Так уж устроен человек, наша уверенность всегда тверда, когда мы далеко от цели. Но, когда руки доходят до дела, всегда сомневаешься в себе.

И вот, я стою у окна своей спальни, смотрю на медленно просыпающийся город и мне тяжело смириться со своей ролью. Именно для этого каждое утро я просыпаюсь и вспоминаю Терриал. Память о разоренном крае стала той опорой, которая не дает мне одуматься, свернуть с намеченного пути. Вспоминаю лавку Ротмайзера, нашу уютную канцелярию, что в нижнем квартале, рядом с речным причалом. Теплые летние грозы, запах у цветочной лавки леди Грешии, милую официантку Низзель, что работала в пабе рядом с канцелярией. Она всегда неловко краснела при виде меня. А я, дурак, так и не успел выразить ей свою симпатию.

А потом сразу стараюсь вспомнить, как впервые увидел дым над холмами. А затем и вид сгоревшего, разоренного города. Где речной причал уничтожен пожарами, леди Грешия сумела уплыть на север, где погибла на подходе к Митарру, а милая Низзель высохла в первую зиму после смерти всех родных.

Это разжигает во мне огонь, то чувство, которое в решающий момент поможет мне, не позволит дрогнуть моей руке.

Но, глубоко в душе мне жаль, что этому огромному городу осталось всего пару дней жизни. Ибо я, старый Мисса – главный мечник чудотворцев, уничтожу его.

20. Кит