Ощутимые изменения коснулись не только качественного состава нового пополнения сената, но и количества его членов. От сулланского сената, уже разросшегося с 300 до 600 членов, мы переходим к Цезареву сенату, который в начале 44 года насчитывал 900 членов.[497] Этот раздутый орган власти стал поистине «бесподобной палатой», в которую, как острил Цицерон,[498] попасть было проще, чем в сенат небольшого города Помпеи.[499] Специальный декрет дал Цезарю право восседать в сенате между двумя консулами на курульном кресле, стоявшем выше их кресел, и первому высказывать свое мнение. Для того чтобы фактически председательствовать в этом великом совете (consilium), титул принцепса сената ему был ни к чему. В результате Цезарь сумел без особых сложностей прибрать к рукам две основные сенатские функции: распоряжение финансами и управление провинциями.
Мы уже видели, как он завладел государственной кассой. В 46 году он доверил казну двум своим префектам[500], затем, после восстановления квестуры, он поставил на эти должности бывших преторов, которые на деле стали действовать в качестве префектов принцепса, явившись прообразами будущей имперской администрации. В следующем году Цезарь оставил за собой право назначать триумвиров, отвечающих за чеканку монет (III viri monetales): их число было увеличено до четырех,[501] и за эмиссией денег стали надзирать его собственные рабы[502]. С монет исчезла формула EX S С (ex senatus consulto — по постановлению сената); тем самым сенат лишился последнего свидетельства своих прерогатив[503].
Цезарь от своего лица направлял в провинции военачальников, и жителям провинций оставалось лишь подчиняться их империю[504]. По возвращении Цезаря с Востока собрание плебса предложило ему распределять преторские провинции не по жребию, а по своему усмотрению. Разумеется, это не касалось консульских провинций, однако если вспомнить, что консулы избирались исключительно по рекомендации Цезаря, то можно полностью представить себе весь объем принадлежавшей ему власти. Игра, состоявшая ранее в том, что магистраты договаривались между собой о своих промагистратурах, с этого момента стала невозможной. Один только Цезарь мог раздавать наместничества консулам и преторам, которые сплошь были его ставленниками, а когда он сохранял провинции за собой, то посылал туда представлявших его легатов. В 45 году сенат и плебс предоставили ему свободу единолично решать вопросы войны и мира[505], постановили, что он один должен командовать войсками и распоряжаться финансами. Так Цезарь установил режим абсолютной монархии, во многом предвосхитивший имперский режим, и не случайно именно это имя — Цезарь — стало впоследствии общим именем (nomen), «общим знаменателем» императоров.
Цезарь как абсолютный монарх
Цезарь правил через своих уполномоченных, с помощью кабинета, который, впрочем, уже раньше защищал его интересы во время проконсульства в Галлии и постоянно был начеку.
Так кто же входил в состав его кабинета? Утонченный книжник Г. Оппий, богатый уроженец Гадеса Л. Корнелий Бальб. Оба они входили в элиту всадников, и Тацит написал, что они решали вопросы войны и мира.[506] Еще был офицер главного штаба А. Гирций. Их мнение имело силу закона. Цезарь посылал им шифрованные инструкции[507]. Стабильный кабинет был совершенно необходим, потому что сам он провел в Городе в общей сложности только год. Можно лишь подивиться преданности этих людей и эффективности их действий. Члены кабинета обеспечивали постоянное выполнение воли Цезаря. Именно от них Цицерон получил разрешение произнести речь «В защиту Лигария» (Pro Ligario), и они же обратились к воевавшему в Испании Цезарю с запросом о разрешении на ее публикацию. Так что они обеспечивали не только «связи с общественностью», но и отчасти государственное управление. Например, именно Бальб, следуя инструкциям Цезаря, принял решение о том, что ушедший со своей должности общественный глашатай должен становиться членом муниципального совета.