Цесаревич

Ну и состоялись первые вручения медалей «За Отвагу», трех «Георгиевских крестов» и присуждено звание Героя России с вручением золотой звезды и «Ордена Славы» — ротмистр Валишевский первым удостоился этой награды. Сейчас герой, который не позволил коннице противника ударить во фланг артиллеристов, излечивается от ранения и будет отправлен с оказией в Хаджибей и после в Петербург. Всем были выплачены деньги, и уже в солдатской среде наметилось повышение боевого духа, многие захотели награды, особенно когда к ним дается и такая деньга, что доброго пахотного коня купить можно, или корову с теленком. Остается только размышлять, почему раньше нельзя было удостоить солдат такой мотивацией воевать, они же теперь за награду турок голыми руками рвать станут.

За день до полного взятия в осаду Измаила я, в сопровождении трех сотен моей личной казачьей гвардии отправился в Яссы.

*………*………*

Петергоф.

26 мая 1750 года.

Екатерина Алексеевна пребывала в унынии. Активная и деятельная женщина с большим усилием принимала роль жены наследника престола. Всего-то жены. Да, она издательница, занимается организацией двух школ и еще трех больниц. Все это важно и полезно, даже сперва дела сильно увлекали. Но Екатерина желала большего, начиная охладевать к своим деяниям. Она следовала принципу, по которому может начать дело, но в итоге поручить реализацию проекта профессионалу. Екатерина искала таких людей, обращалась за помощью даже к канцлеру, находила человека, а после только наблюдала, как все спорится и без ее участия.

Когда рядом был Петр, Катэ почти забывала об унынии. Да и когда было скучать, если муж рядом? Петр — это ураган! Сам весь в делах, привлекает ее к работе, и потом постель, которая редко успевала остыть. Женщина привыкала к постоянным плотским утехам, а потом он уезжал и Екатерина томилась.

Мысли завести любовника появлялись у молодой женщины часто, даже были примечены несколько кавалеров, могущих скрасить одиночество жаждущей любви женщины. Но то, как повел себя Петр Федорович с Сергеем Салтыковым, как до неприличия был ревнив, — Екатерина страшилась реакции мужа. Ну, и еще одно сдерживало ее… Катэ была почти уверена, что Петр был весьма хорош в постели, пусть она и не знала иных мужчин, но при дворе бытовали вполне фривольные разговоры и обсуждения, в ходе которых Екатерина анализировала и свою супружескую жизнь.

Великая княгиня понимала, что является политической фигурой и что может, или даже обязана, стать объектом для интриг, не боялась этого, принимая, как неизбежное.

— Великолепный прием, Ваше Высочество! — восхищалась Марфа Егорьевна Шувалова.

— Благодарю Вас, Марфа Егорьевна. Слышать от Вас похвалу, дорогого стоит, — устроительница приема Екатерина Алексеевна отвечала любезностью лучшей подруге императрицы.

Для Катэ было удивительно, когда Петр Иванович Шувалов не только пришел сам на бал, но и со своей женой. Было сюрпризом для всего «Молодого двора», что пришла любимая подруга Елизаветы Марфуша. В отсутствии государыни весь свет общества соизволил развеяться у Екатерины Алексеевны, прознав, что сама Елизавета Петровна публично дала разрешение на прием, да еще и в Петергофе. Без влияния Ивана Шувалова, тут точно не обошлось.

Государыня в этот раз отказалась брать кого-либо на богомолье в Холмогоры, и было странно, что Марфа не сопровождала императрицу. Елизавета сама поехала исполнять епитимью к месту заключения «брауншвейского семейства», часто останавливаясь по дороге и совершая пешие переходы. Ну как переходы, ехала она на карете, гуляла, пила ликеры, а утром останавливалась и шла, не долго, да и как можно совершать дальние переходы, когда отдышка съедает уже через треть версты, заставляя задыхаться и кашлять, да бок правый колоть начинает. Однако, болезненная женщина босиком, своими изнеженными ногами идет по дороге, придерживается строжайшего аскетизма на время этого пути, расстоянием редко более полверсты — это нужно было действительно согрешить, чтобы так себя мучить. Уж какие грехи государыни были причиной такой епитимьи стоило только гадать.

— Ах, Екатерина Алексеевна, сколь чудесный прием, сколь много кавалеров, аж томно становится, — ворковала рядом с женой цесаревича фрейлина Кошелева, уже разродившаяся сыном от Николая Чоглокова и только с неделю назад вновь прибывшая ко двору.

— Милая, — на манер своей свекрови обратилась к назойливой бывшей фрейлине Великая княгиня. — Я мужняя жена, и нечего засматриваться на кавалеров.

— Простите за дерзость, Ваше высочество, но это мовитон. В век Просвещения и галантных нравов ревность мужа? — Кошелева состроила пренебрежительную рожицу.