— Так? Что, Генрих, в чем опять, по-Вашему, я ошибаюсь? Вновь станете говорить, чтобы не воевал? — вдруг переменил тему Фридрих. — Или из последней войны Пруссия не вышла вдвое сильнее? А если еще и Саксонию присоединить? А польские территории, скажем Курляндию?
— Курляндия номинально в Речи Посполитой, а фактически уже Россия, — поправил короля министр.
— Да, бросьте, Генрих, — король отмахнулся. — А что, господа, разве диких московитов не разобьем?
Обращение к генералам и их восхваление гения короля, выглядело, на контрасте разговора с министром, чистой воды лизоблюдством. Но лишь выглядело. Военные действительно верили в своего монарха, были влюблены в него, как в величайшего правителя, да и в Европе уже никто не отрицает военный гений прусского короля. Влюбленность эта, впрочем, может выражаться и физических формах. Ходят упорные слухи, что Фридрих нежится в объятьях рослых барабанщиков, но Генрих фон Подевильс этого не видел. А скорее не хотел замечать [про барабанщиков заявляли в большей степени уже после смерти Фридриха, который, скорее всего, был женоненавистником и отрицал необходимость близости с женщиной, как, впрочем, некогда и Карл XII, так что у Петра Федоровича было с кого брать пример].
— Мой король, я правильно понимаю, что Вы собираетесь начинать новую войну, потому в этой связи и хотите поручить мне проработку дипломатических линий? — проявил свою догадливость, никогда не бывший глупым, министр, он уже давно видел грядущие пушечные залпы и кровь.
— Не только, мой ворчливый друг, не только, — король поставил бокал с немецким вином «оппенгеймер сактрагер» и предельно серьезно посмотрел на Подевильса. — Нужно подготовить обоснование оккупации Саксонии и, на всякий случай, Богемии. В Европе ни у кого не должно быть сомнений, что эти земли наши, а не этой…
Король хотел назвать Марию-Терезию «потаскухой», но даже у Фридриха, уже насколько похабного и скорого на язык, не получалось так приврать. Не императрица, но жена императора — именно так воспринималась Мария-Терезия, Фридрих все еще не признавал право женщин управлять страной. Нельзя не отнять, что австриячка была идеальной женой. Рожала, чуть ли не каждый год, любила свою семью, не имела никаких фаворитов в понимании постельных любимчиков. А вот Елизавету Петровну он бы назвал и еще более уничижительно, не говоря о вообще нравственно падшей маркизе де Помпадур. Ох, как злят короля эти бабы у тронов самых великих держав!
— Все исполню, мой король, — после паузы, когда король запнулся и задумался, сказал министр, вставая со своего стула и кланяясь.
— Это еще не все, мой ворчливый друг, — Фридрих замялся, всматриваясь в лица присутствующих, но решился. — Англия хочет обсудить союзные отношения. Они дают деньги за то, что мы не заримся на Ганновер, ну и подталкивая нас к тому, что и без них было бы неотвратимо — воевать. Что интересно, такой же союз англичане собираются подписать и с Россией [перед Семилетней войной действительно имел место политический казус, когда Россия имела союз с Англией, уже та имела союз с Пруссией, которая собиралась воевать с Россией, что была в союзниках с Австрией].
— Англичанам единственно сейчас что и нужно, так потеснить Францию в Индии и Америке. Они хотят развязать войну, чтобы французы завязли в сражениях и не могли отвлечься на колонии. Что же касается России, то она главный торговый партнер Англии: лес, пенька, воск, канаты, зерно, часть металлов — все везут из Московии. Разрывать такие отношения нельзя. Но получается казус и тут главное, как поведет себя Елизавета, — дал свой политический расклад Подевильс.
— Вот, господа, за что и люблю своего министра — все понимает! — король рассмеялся, казалось бы, и без причин, но три генерала искренне залились смехом. — Готовьте свои предложения, Генрих, ведите переговоры с англичанами, но знайте, что нам еще нужно два-три года для лучшей подготовки армии. А вот деньги, уже необходимы сегодня.
Измаил.
22 мая 1750 года.
Так называемое «наступление» османов началось восьмого мая. Ну как наступление — масса вооруженных людей стала перемещаться в направлении Дуная. Порядка в рядах войска султана было еще меньше, чем в армии, которая была уже разбита русскими в прошлом году. Сложно обучить войска правильному европейскому бою за полгода, в принципе невозможно, если до того солдаты и понятия не имели о такой службе. Особая сложность заключалась в дефиците опытных офицеров. Собирали воинство со всех уголков огромной империи, из-за чего обнаружились и другие проблемы: разобщенность отрядов, как и отсутствие четкого понимания использования этих разноэтнических ватаг, где каждый командир мнит себя независимым стратегом. Была и еще одна проблема — мало кто из османской армии образца этого года принимал участие в действительно масштабных сражениях, или взятии крепостей.