Цесаревич

6 апреля, не дожидаясь Пасхи, я отправился в путь. За два дня до моего отъезда, дорога на Воронеж уже была занята армейскими колонами, артиллерией, даже четыре полевых кухни взяты в испытание в один из батальонов. Тысячи повозок с продуктами, порохом, фуражом и лекарствами — казалось всему этому потоку людей и коней нет ни конца, ни края. Между тем, шли по «суворовской методике», которую здесь начали называть «Петровской» — универсальное такое название, то ли в честь меня, то ли Румянцев подразумевался, то ли Петр Семенович Салтыков.

Суть такого похода в том, чтобы идти семь верст быстро и непрестанно, после — отдых, вперед вырывались ответственные за готовку еды. Потом обед, краткий обязательный дневной сон, в путь, остановка на ужин, снова путь, сон. Главное — все действия нормированы по времени и никаких лишних телодвижений. Если спать, то спят все — приказ. Сокращается время отдыха, при этом солдат меньше не отдыхает, порою и больше, привыкает к четкому режиму.

При плохих, размокших дорогах, передвигаться в день по двадцать километров — было хорошим результатом. Тем более, что врачи забирали свое время у колонн, так как задачу минимизировать санитарные потери с них никто не снимал, а простудные заболевания были частыми.

Я же чаще всего нагонял колонны, потом останавливался на постой в каком-нибудь трактире или постоялом дворе, где мог проверить бумаги интендантства, или поговорить с постояльцами, принимал корреспонденцию, в том числе и сообщения о движении османских войск и о нападениях польских конфедератов на русские обозы в северо-восточном пограничье Молдавии и земель Нижнего Запорожского войска. На следующий день я вновь нагонял войска. Постепенно становилось все легче идти. С одной стороны, солнышко светило и земля подсыхала, с другой, чем южнее, тем больше просторов степи и выбора, если не дорог, то направлений, да и элементарно становилось теплее.

К двум выдвинувшимся из Москвы дивизиям возле Харькова стали присоединяться иные воинские формирования, сумские кавалеристы, Бахмутский полк, отряды донских казаков. Тут же я понял, что нужно поспешать, ускоряться. Прошел почти месяц в пути, и события, которых так ждали, начались без меня.

Выбравшись из кареты, одвуконь я поспешил на фронт. Турки пошли в наступление.

Глава 7

Эгейское море, о. Парос, г. Науса.

13 мая 1750 года.

Адмирал Захар Данилович Мишуков был полон решимости. Четыре месяца корабли русского флота охотились за турками, практически парализовали морскую торговлю Османской империи, потопили три фрегата и еще восемь мелких суденышек. Лютовали и союзные пираты, точнее — каперы. Эгейские лихие моряки, и раньше промышлявшие пиратством, сейчас делали это с бумагами от России и были преисполнены счастьем, что уже не бандиты, а гордые каперы.

Но все это было не то, лишь возня, которая не сильно-то и шла на пользу русскому флоту. Мало того, что за эти месяцы были потеряны два фрегата при ошибках в навигации, так и наступал дефицит пороха и ядер, парусины и канатов. Мальтийцы продавали свои пороховые запасы, дорого, но продавали. Однако, и их склады истощались очень быстро. Поэтому нужно было сражение жесткое и бескомпромиссное, чтобы разгромить турку и сразу же послать конвой за всем нужным в Россию.

Победа позволит и непосредственно уничтожить турецкий флот, который мало-мальски, но был турками собран со всех закоулков огромной империи, но еще решительная виктория не даст французам совершить ошибку и напасть на русские корабли. Франция блокирует русские эскадры и не пускает их к Гибралтару, а победа русского флота над турецким, решимости у французов должна поубавить.

— Зюйд-Вест, — кричал офицер на флагмане русского флота, линкоре «Ретвизан».

— Впереди паруса! — услышал Захар Данилович.

— Вот и хорошо, сложно ждать и догонять, — чуть слышно, скорее, для себя, сказал адмирал Мишуков и достал зрительную трубу.

Через двадцать минут, когда оба флота уже отчетливо себя проявили и командующие расценивали шансы победы в сражении, появилась еще одна информация, которая повергла русского адмирала в шок.

— С кормы паруса! — прокричал впередсмотрящий в гнезде.

Все от матросов до офицеров напрягали зрение, чтобы увидеть противника, который приближался к русскому флоту. Проще определить опасность было капитану «Ретвизана», да адмиралу Мишукову с адъютантом, у которых были зрительные трубы.

— Французы! — воскликнул капитан флагмана.