Цесаревич

Да и самокопание государыни, и почти постоянная депрессия из-за увядшей красоты еще более старит женщину и провоцирует болезни, скорее всего, еще и на фоне относительно раннего климакса. Тут и война, несущая стресс, и переживание. Есть у меня даже мысль, что в иной истории Елизавету Петровну держало в этом мире понимание краха империи после ее смерти. Оставлять престол и Россию, своих любимых фаворитов и друзей на дурочка Петрушу? Вот и цеплялась за жизнь, несмотря на то, что в 1756 году Елизавету уже почти похоронили, она выкарабкалась и прожила еще пять лет. Сейчас же есть я, цесаревич — раз даровала этот титул, то поверила в наследника, есть мой сын Павел, наконец, и Аннушка — старшенькая дочурка — радует своих родителей и весь двор своей смышлёностью.

— Что, дурна собой? — спросила императрица, как только Иван Шувалов удалился, оставляя меня наедине с родственницей.

— Ты прекрасна, тетушка! Все приходят в этот мир ангелочками, потом цветок расцветает, закономерно, что он и погибает. Но ты, как цветок, еще своего увядания не достигла, пусть и той красоты, от которой вся Европа восхищалась уже и нет. Все равно в историю войдешь, как самая прекрасная самодержица Российская, уж прости, но куда там и бабушки моей Екатерине Алексеевне, или, уж тем более, царевне Софье, — говорил я, сжимая ладонь государыни, она же целовала мои руки [исторический факт — Елизавета часто целовала руки Петру Федоровичу].

Я прочувствовал момент, что сейчас можно говорить так, как разговаривают любящие друг друга родственники. Тоска об ушедшем прямо материализуется в комнате. Нету нормальной семьи у Елизаветы— не считать же Разумовского, тайного мужа, семьей, в женском понимании. Тут дети нужны, а Бог не дал. Кстати… нужно как-то все же вызнать у Елизаветы о детях. Может все-таки княжна Тараканова, что представилась дочкой Елизаветы, является действительно дочерью государыни? Ходят и иные слухи о детях русской императрицы.

— Спасибо, что не стал угождать, как все это делают, будто я не вижу себя в зеркалах. Бог не дал своих детей, так хоть вразумил племянника, — тетушка поцеловала меня в лоб. — Я гневалась на тебя, когда читала намерения в войне с султаном, когда запрос сделал о назначении Миниха наместником в отвоеванных землях. За многое гневалась… Знаешь, почему я отправила Ваню? Откель тебе ведать! А потому, что это Бестужев вступался за тебя и разъяснял мне, что да как. Я и так ведала о разумности поступков, но не все понимала. Посему, ты едешь в Молдавию и не далее, там от моего имени решай. А, уж кого поставишь управлять — то твоя воля. Миних, так пусть и он, только помню я, как он Слабодщину и Гетманщину хотел под свою руку привести. Будет озорничать, то отправлю далее в Сибирь, али в твою Америку.

Я молчал и со всем соглашался, понимая, что Елизавета даровала мне все те практически тепличные условия управления войной, которые сейчас так нужны. Я не стану совать свой венценосный нос во все дела армии, убедился, что хватает более компетентных товарищей. А вот оградить уже их от ненужных нападок — вот моя задача. Я предполагал создание приближенными Елизаветы некого Совета, который станет лезть во все дела войны с турками, так и должно было быть. Не успели ранее «советчики», как война началась, по сути, неожиданно для них. Сейчас же многие хотят «сесть на потоки», вот только потоков этих нет, воюем «на свои», что были взяты боем в первый год компании, ну и из Фонда вспомоществования. И Совета такого не будет, об этом только что сказала тетушка.

— Медали те, что ты прозвал «За отвагу» и кресты солдатские «Георгиевские» я утвердила. Но платить солдатам станешь своим серебром. Надо же удумал за «Георгиевский крест» по пятьдесят рублей давать! А вот орден «Герой России» — непригож вовсе. Звезда, пусть и золотая, да стяг там очерчен, — продолжала государыня.

— Тетушка, так к «Герою» «Орден Славы» полагается давать — тот с бриллиантами, да золотом выполнен в моих мастерских, — сказал я, уж сильно в корку въелась эта звезда «Героя» из прошлой жизни, не мог не ввести и в этом времени.

— Так и давал бы «Орден Славы». Опять же, аж пятьсот рублей сверху…но дело твое, коли считать серебро не научился, — Елизавета махнула рукой.

«Кто бы говорил про „серебро считать“, когда за день переодеваний государыни можно было батальон год кормить» — подумал я, лицемерно не прекращая улыбаться.

— Все сие хорошо! Что плохого скажешь, государыня? — спросил я, не веря в то, что разговор так гладко складывается, промелькнули даже мысли сменить свинцовую косметику на что-то безопасное.