Читаем Церковь и мы полностью

В. Д. Поленов. Тайная вечеря. Фрагмент

Когда совершалась жертва Богу, она проходила как пир вместе с Богом. Люди как бы приглашали Его к себе на трапезу, и Он невидимо благословлял ее, а люди вместе с Ним веселились и пировали. Какая-то часть этой пищи или какая-то чаша оставлялась Ему, она-то и являлась жертвой. И из всех существующих человеческих обычаев Господь избрал именно этот для заключения Нового Завета.

Два слова насчет Завета. Люди безрелигиозные говорят, что мы сами построим новый мир, мы сами все сделаем. Люди благочестивые, но лишенные чувства человечности, говорят: «Как Бог сделает, так и ладно», — и при этом опускают руки. Между тем Священное Писание нас учит, что Бог действует во взаимодействии с человеком. И поэтому в истории людей и в жизни каждого из нас наша собственная воля играет немаловажную роль. Мы не можем сказать: это Бог меня вел. Но Он вел тебя так, что ты имел возможность в любой момент удрать куда-то в кусты, не слышать Его призыва, и произвести много всяких неправильных действий. Бог действует вместе с человеком. И суть таинства в том, что Он к нам приходит. Тем самым Он как бы одухотворяет обычное, простое, то, что считалось мирским, — делает таинством. Завет, то есть договор, — это то, что связывает человека с Богом.

Во времена Ветхого Завета кровь жертвенных животных символизировала основу жизни, которой владеет Бог. И постоянно все жертвоприношения напоминали о Завете. Каждое жертвоприношение было своего рода повторением Завета, каждая ветхозаветная Пасха была как бы ее актуализацией. И когда Господь Иисус должен был заключить с человеческим родом Новый Завет, Он избрал именно эту форму — форму священной Божественной трапезы, на которой присутствовали те же реалии: и Агнец, и хлеб, и вино. И Он сказал: так, как вы поддерживаете свою жизнь пищей (а вот она, пища, дана здесь — хлеб и вино), так и все ваше бытие будет поддерживаться Моим сердцем.

Плоть и кровь — это синонимы сердца человеческого, то есть всего Его существа. Когда Он говорит, что «это Моя плоть и Моя кровь», — это значит: «Я отдаю Себя людям». Он отдает Себя людям, и в знак этого Он говорит, что вот эта чаша и этот хлеб — «они будут Моей плотью и кровью, Я буду присутствовать тут».

Не надо трактовать это натуралистически, потому что «плоть и кровь» (евр. басар вэ–дам) — идиоматическое выражение, оно означает человека. Вот вам пример: если вы помните, в Евангелии от Матфея в главе 16–й Христос говорит Петру: «Блажен ты, Симон, сын Ионы, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, а Отец Мой, сущий на Небесах». То есть не человек тебе открыл это, а Отец. «Плоть и кровь» — это живое существо, в данном случае человек.

И здесь совершилось главное, что есть в христианстве: Его присутствие осталось. Не Его учение, не дело, подобно тому, как говорят про кого-нибудь: «он умер, а дело его живет» — так говорят о многих. Но здесь нет этого «дела», потому что Христос говорит: «Я буду с вами до скончания века»[54]. Обратите внимание — не Мое дело, а Я. «Я не оставлю вас сиротами, — говорит Он, — Я остаюсь с вами»[55].

Вот завтра мы будем праздновать Вознесение — чего ж тут праздновать, если Господь оставил эту землю? Но на самом деле акт Воскресения и Вознесения — это праздник, потому что, уйдя из конкретной, локальной жизни, Он стал присутствовать всюду. Он вошел в нашу жизнь и в ней находится. Знаком Его присутствия и является таинство Евхаристии: в любых формах, в любом месте, в массовом причащении…

Археологами в Антиохии найдена чаша большой величины, может быть, даже трехлитровая, я даже не помню, какого времени, но достаточно раннего, очень красиво украшенная, — там причащалось, конечно, все собрание.

Какие бы ни были формы этого испеченного хлеба — либо круглые плоские облатки, которые приняты на Западе, либо просфора, которая принята на Востоке, какие бы ни были чаши — драгоценные чаши или маленькие стаканчики, как теперь, вроде той чашечки с красными кружочками, только без ручки, какими бы ни были престолы — огромные, покрытые расшитыми покровами, украшенными иногда драгоценными камнями, или маленькие столики со скатертью, на которых совершается это таинство, — где бы и как бы это ни проходило, это всегда происходит в Церкви в знак того, что мы не просто умом знаем, а потому что Он сказал, что Он присутствует. И мы совершаем это таинство, и Церковь всегда совершала, и как бы далеко мы ни устремлялись в прошлое Церкви, всюду, в любой стране, где существовали церкви, — мы всегда найдем: Писание и Чашу. Всегда и всюду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология