Центумвир

– Сука, еще и кошелек звонит, полный набор, блять. – Сквозь зубы выцедил Яр зло глядя на экран,  принял звонок и произнес, – здравствуй, солнышко!

Я, усмехнувшись, с интересом посмотрела в его профиль. Кошелек – очевидно какой-то его важный бухгалтер, либо финансист. Как он ее любит, однако. Истомин, ты сейчас себя просто окончательно закапываешь в моих глазах, я никогда не смирюсь с таким нахуй… И чуть-чуть подохуела, когда мужской достаточно приятный баритон, с едва улавливаемым немецким акцентом, лениво произнес:

– Привет, любимый. Как твой день прошел?

– До твоего звонка замечательно, уж не обижайся, но просто поболтать ты не звонишь никогда. – Останавливаясь на светофоре и с недовольством  глядя на дисплей на консоли, на котором высвечивался длинный немецкий номер, – Шевель опять с отчетами провис?

– Нет, кстати. Он еще не подал.

– Мой день стал еще замечательнее. – Истомин зло скривил губы, и тронул автомобиль на зеленый.

– Не кипятись, это хорошо, что не подал. – Голос в трубке протяжно зевнул, – двадцать первый оттуда минусни, мы же с того квартала по процентам тебе торчим, так что к началу года уравняем. Но это ерунда. Я по другому поводу. Ты к биг боссам в том месяце обращался, чтобы тебе одобрили ван поинт сри?

– Поит файв. Не "сри" солнышко. – Последняя фраза иронична и с двойным таким дном, и абонент это явно оценил, потому что одобрительно расхохотался. Истомин усмехнулся, поворачивая на развязку. – Но да, было дело, мне уже сказали, что сейчас пусто, в январе можно будет снова попрошайничать. Кстати, когда можно?

– Вот поэтому и беспокою. Биг Босс, который первый, да и два остальных тоже... если кратко, то час назад тебе добро дали, так что на следующей неделе приезжай с финиками своими, разбросаем по один пять стандартному, раз вам "сри" не нравится, герр Истомин.

– Подожди... – Яр нахмурился, глядя на дорогу, –  он сказал, что сейчас вообще туго. Я и в январе могу прийти с новым официалом, если чисто надо. Тебе.

– Любовь моя, нам команду дали, я звоню, так еще и упрашивать тебя должен? Ты совесть имей!  – абонент охрип от возмущения.

– Это она меня имеет во всех позах. – Спокойно отозвался Яр, взглядом ломая дисплей. – Слушай, мне действительно пока не горит.

– Завал? – тут же сменив гнев на напряжение, поинтересовался абонент.

– В принципе, не особо. – Поморщившись, признал Яр. Именно признал. А что тогда для него завал?.. – Начать могу через тридцать девять дней, но если у вас почти пусто, тем более под конец года, я же не буду последнее забирать, а то меня совесть отымеет еще жестче, ты же знаешь.

– Как же мне с тобой тяжело, Ярый... вот почему у других так, что они допроситься не могут, а мы тебя еще уговаривать должны, Буратинка ты мой драгоценный...

– За это ты меня и любишь, солнышко. – Ирония в ровном голосе. Черный лед в глазах.

– Это да. – С грустью подтвердили на том конце. – Короче, ничего не знаю, биг босс сказал по сусекам поскрести и отдать без истерик и долгих прощаний. Это он нам сказал, но, полагаю, про истерики тебя тоже имел в виду.

– Хорошо, что только в виду. – Ухмыльнулся, моргнув дальним, пронёсшемуся навстречу внедорожнику посигналившему ему.

Абонетн громко рассмеялся и миролюбиво произнес:

– Беспокоятся, что ты поле чудес сменишь... – посерьезнев, настороженно уточнил, – но ты же не сменишь?

– Как же я тебя брошу, что ты такое  говоришь-то. – С деланной укоризной произнес Истомин. – К кому я пойду? У них у всех выпрашивать надо, а ты меня уговариваешь. Я однолюб и гордец, а ты идеально мне подходишь, я не смогу тебе изменить.

– Отлично, до мая тогда побудь однолюбом, я потом в отпуск месяца на два отпрошусь и можешь хоть с кем изменять. Но потом вернись обратно, а то у меня только с тобой все наконец сходиться стало. Не дай бог ты уйдешь и поставят снова какое-нибудь уеби... не такого ответственного, замечательного, хорошего, самого лучшего человека как ты, и меня снова из петли по утрам вытаскивать будут. Так что в среду ждем.

Краткий сигнал, что звонок завершен.

– Ебанаты, блять…  И куда мне все это девать теперь?.. – непередаваемо зло сквозь зубы, щелчок зажигалки, юз окна, протяжный выдох.

– Много? – глядя в окно на проплывающий за ним город.

– Дохуя. Есть один проект, мне на него денег не дали, а теперь дали. Пидорасы. – В голосе раздражение, сдавливающее черным льдом, когда он набирал другого абонента, – Шевель, ты, Артюхов, Апанин Еровинкина и Журавлев, через час чтобы были у меня дома. И захвати доки по тридцать первому.

– Э… Еровинкина в роддоме еще, наверное, рожает же, вы сами утром говорили, – растерялся абонент на том конце.

– Блять, точно… у меня крыша едет уже. Значит, вместо нее… кто там не рожает, кого-нибудь притащи, только нормального.

– Мужа ее?

– Он с ней рожает, отвалите от них вообще. Ульянова тащи, тупица.

На том конце мужской голос ответил кратко «понял» и звонок завершился.