Центумвир

Из капитана вернулись в мой город, Истомина отпустило ближе к концу полета. Далее были два дня на утрясание важных вопросов. У Истомина и его людей своих вопросов, у меня своих. Я не знаю точно, специально ли это было сделано, либо нет, но по прилету, позвонив брату, узнала, что официальный запуск империи перенесен с запланированной субботы на вторник.

Запуск это громко сказано, эта система уже работала, а официал это вечерочек в гоп-стоп-элит компании необходимых людей, чтобы эта самая империя работала. Этих людей следует до отвала накормить, развлечь, набухать и светски почирикать с ними, чтобы, так сказать, быть в дружественных отношениях. Вот, собственно и весь официал запуска.

– Илья, нам нужно будет поговорить, – напряженно сообщила я, пинком захлопывая дверь перед Иноземцевым, только собирающимся переступить порог моего кабинета и подпирая дверь стулом.

– Давай, – отозвался брат.

– Это… не телефонный разговор. Сейчас, секунду подожди, – отвела трубку от лица и, прикрыв динамик, наблюдала, как дергается ручка моей двери, потом, когда до Иноземцева доперло и он постучался все-таки, я ему сообщила, – Виктор Григорич, извините, но я не одета. – Прижала трубку к уху, с упоением глядя на дверь за которой была ошарашенная тишина, – Илья?

– Если не телефонный, тогда давай сразу после прилета сразу.

Я прилечу с Истоминым!

– Я заеду к тебе в офис. – Произнесла я, усаживаясь на стул, слушая венценосную жопу требующую ему немедленно открыть. Максимально закрыла динамик и произнесла, – Виктор Григорич, сейчас, пожалуйста, подождите, я почти достала лифчик с люстры. – Снова прижала трубку, прикрывая динамик, чтобы Илья не слышал, если Иноземцева накроет, – или домой к вам, смотря, где будешь…

Илья молчал довольно долго, у меня сердце колотилось бешено, заглушая даже мат Иноземцева толкающего дверь с такой силой, что я на стуле подпрыгивала. Наконец, взвесив все за и против, и сделав логическое заключение, что в сию лютую пору так далеко загадывать не получится точно, он согласился.

Я как раз стягивала трусики и бросала их на полку стеллажа, рядом с дверью. Отключив звонок, отодвинула стул и впустила крайне сердитую венценосную жопу.

– О-о-о!  – округлив глаза и рот, демонстративно взяла нижнее белье с полки и встряхнула перед лицом охреневшего Иноземцева, – вот же они! А я найти все никак не могла! – выхватила у него из рук бумаги на выход из состава учредителей, пролепетав, – вы так любезны, Виктор Григорьевич, – засунула их под мышку и склонилась с нижним бельем к своим ногам, – сейчас же подпишу, только трусы надену. Или одену. Натяну, короче.

Скучный ты мужик, Иноземцев, круто развернувшийся на пятках и силой захлопнувший за собой дверь. Скучный. Вот Яр бы заценил.

Истомин. Вообще, по идее, он поселился у меня. По крайней мере, домой с аэропорта меня привезли вместе с его сумкой, но в эти два дня он снова зашивался, приезжал под утро, когда я уже спала и уезжал, когда я еще спала. Так что сложно сказать, где он остановился.

По прилету почти стал прежним – невъебенно серьезным и деловым на людях, сумасводяще ироничным наедине. Наедине – тоже громко сказано. По телефону. Да и звонил в основном только по рабочим моментам, и у меня тоже времени почти не было. Так что, можно сказать, что трахнулись и забыли, а вспомнить времени ни у кого нет.

По телефону познакомилась с Валей – моим зеркалом. У каждого из нас в проекте Истомина были зеркала – официальные отражения, потому что своим лицом и именем в таких замутах светить категорически нельзя. Валя была просто охуенной. Исполнительной, очень понятливой и чрезвычайно ответственной, вычленяющей для меня основное, предлагающая варианты, которые я модифицировала до приемлемых, а она исполняла.  Мы еще не виделись, мы еще не начали работу толком, только подготовку, но плоды уже шли. Валя охуенна.

Вылет в Москву был ранним утром, Истомин примчался где-то за полтора часа, когда я на сверхскоростях почти уже собрала вещи. Как только он вышел из ванной, метнулась туда, а когда прибежала обратно в спальню с тюком косметики, собираясь свалить в чемодан, сесть сверху и попросить Истомина помочь закрыть, то пришлось самой справляться, потому что Яр полулежал на моей кровати, разговаривая по телефону с явным раздражением.  Дернул меня мчащуюся за одеждой к шкафу, повалил на постель и навис сверху, сообщая абоненту, что перезвонит.

– Я нашел твое учебное пособие, – ухмыльнувшись, сказал мне он, опираясь рукой над моим плечом, а второй доставая из-под моей лопатки закатившегося туда Кешу.

– О, ты тактично сидел на месте и не трогал мои вещи, а черная коробочка удовольствий, которую я положила в чемодан, сама прыгнула тебе в руки, – умилилась я, – ну, что ж, Ярослав Андреевич, познакомьтесь с Иннокентием Порфирьевичем, и, как это не прискорбно, но даже если вы будете против, он все равно переезжает вместе со мной.