Центумвир

Не успокоился, когда осторожно обнял в ответ, когда коснулся губами виска и в нем забурлило еще сильнее. Потому что могло случиться, что этого бы не было. Могло… И прижался губами плотнее, горячо выдыхая и обнимая еще осторожнее. А у меня синхронно стучало в мыслях, что в том смерче внутри него сейчас имена. И не все имена нужны в том списке.

Отстранилась, садясь на постели, глядя в глаза Яра. Ярого. В бешенстве.

– Яр, – с напряжением глядя в серо-зеленые глаза, негромко и серьезно начала, – все в порядке. Абсолютно все. Не трогай Ва…

Договорить не смогла, потому что его перекрыло. Захлестнуло, и на моем горле сомкнулись его пальцы. Не сдавили. Даже почти без нажима. Замолчала не от этого, а потому что провалилась в полный кошмар в его глазах. Ревущий, полный хаоса и мрака кошмар.

– Последняя ночь, – полуулыбнулся склоняя голову и ломая мне душу выражением в своих глазах. – И он знал, что она для него последняя. У вас что-то было в эту последнюю ночь?

Пощечина с такой силой, что он отвел голову. Пощечина с ненавистью. От застрелившей разум боли, что такое мог подумать.

– За тебя люди добровольно на смерть идут, – прошипела, улыбаясь и глядя на четкий бледный профиль, пугающе усмехнувшийся и смотрящий в пол. – Люди, Ярый. Тебе мало этого, что ли? Раз ты их еще и сам убиваешь. Меня морально, а его физически собрался. Не многое на себя берешь?

Пальцы с моего горла прочь. Поворачивает ко мне лицо, одаривая тяжелейшим взглядом, тем самым, когда понимаешь, что перед тобой нечто большее чем тридцатичетырехлетник мужик. Нечто гораздо большее. Нечто.

Сорвано выдохнула, чувствуя как поглощает, как жрет, сминает и ломает под этим взглядом. Мрачно и предупреждающе улыбнулась.

– Ярый, Шива приехал, – из-за двери голос Лютого.

Яр прикрыл глаза дрожащими ресницами и спихнул меня с колен на постель. Поднялся и направился на выход. Я за ним.

Первый этаж, роскошная гостиная в викторианском стиле, отравившаяся напряжением от его людей. От того, что электрическими импульсами пропитало каждый сантиметр, когда Яр перешагнул порог, а Лютый закрыл дверь, заходя последним.

Яр остановился, подойдя к оккупированным диванам и креслам. Вадим встал, через низкий длинный журнальный стол от него. Встретились взглядами и Яр почти тут же заскользил по лицам своих людей.

– Остаются только те, кто был в гостиной моего дома при сборе кэша. – Безэмоционально произнес он.

Остались. Пять человек и Вадим. Я посторонилась, потому что стояла в метре от двери, не решаясь идти дальше. Смотрела в ровную спину. Заговорил и голос снова обманчиво безэмоционален:

– Есть ли хоть один среди вас, кто возразил Вадиму, отдавшему приказ идущий вразрез с моим?

– Немец… – ответил один из людей и Артюхов с Ульяновым зло на него посмотрели.

Потому что он запустил ад внутри Яра. Спустил. С цепи.

Яр полуулыбнулся, глядя в пол. Пинком перевернул столик, сильным рывком отломил ножку. Звон бющегося стекла столешницы, хруст дерева. И звучный удар о тело сказавшего. Двигался быстро от одного к другому, бил с силой, но не забивал. Забивал в память. Болью и яростью. Бил. Так что бы было весомо, но контролируя то, что ему сейчас на самом деле хотелось сделать. И не трогая Вадима. Смотревшего в стену, сжав челюсть. Закурившего. Потому что очередь подходила к нему. Когда Яр сел в кресло, оглядывая побитых.

– Дисциплинарное взыскание. – Переводя дыхание, жесткое, тяжелое, произнес он, подаваясь вперед, опуская локти на колени и постукивая ножкой о паркет, пальцами второй руки упираясь в висок и глядя в пол перед собой. – Вышли отсюда и чтобы два дня на глаза не попадались.

Они вышли. Яр, все так же мерно постукивая ножкой о паркет, потер ладонью шею, разминая, и повернув голову в профиль, резко, хлестко бросил:

– Ты тоже вышла.

– Я останусь. – Мрачно улыбаясь и исподлобья упреждающе глядя на него, медленно поднимающегося с кресла, поворачиваясь ко мне. – Хочу видеть, Ярый. Давай. Подтверди, что мало.

Красиво улыбнулся. Снова так, когда становится страшно. Отбросил дерево в сторону. Двинулся ко мне и остановился очень близко, пристально и давяще глядя в глаза, протянул руку за меня, одновременно второй рукой толкая назад.

 – Подержи ее, – сказал Лютому, передающему ему пистолет и стискивающего задохнувшаяся меня неотрывно глядящую на хромированный металл в его пальцах, – если будет орать и кидаться, выведи.

Провал в груди. Мир исчез, он туда провалился, в бушующий и ревущий хаос внутри, пока я в бессилии и нарастающем животном ужасе смотрела в спину Яра и кусала вновь закровившие губы, подавляя всхлипы, подавляя ужас физической болью. Пытаясь. Заглушивая рвущий внутренности истошный протестующий вопль ужаса. Подавляя инстинкт со всей силы наступить на ногу Лютому и кинуться наперерез. Подавляя с трудом. С нечеловеческими усилиями.