Вдобавок, Трамп решил позвонить Си Цзиньпину всего за несколько часов до объявления о выходе США из ядерной сделки с Ираном. Трамп начал с жалобы на несправедливую торговую политику Китая и сказал, что Китаю нужно покупать больше сельскохозяйственной продукции США. Си фактически первым поднял вопрос о ZTE, и Трамп назвал наши действия чрезмерными, даже жесткими. Он сказал, что сказал Россу что-нибудь придумать для Китая. Си ответил, что если это будет сделано, он будет должен Трампу услугу, а Трамп немедленно ответил, что он сделает это ради Си. Я был ошеломлен такой односторонней уступкой, особенно учитывая, что, как позже сказал мне Росс, ZTE была почти уничтожена наложенными штрафами. Изменение решения было бы необъяснимым. Это была политика по личной прихоти и импульсу.
Прихоть и импульс продолжились в воскресенье, 13 мая, когда Трамп написал в Твиттере:
Мы с президентом Китая Си и работаем вместе, чтобы дать крупной китайской телефонной компании ZTE возможность быстро вернуться к работе. Слишком много рабочих мест в Китае потеряно. Департаменту торговли было поручено сделать это!
С каких пор нам есть дело до рабочих мест в Китае?
В понедельник я слышал, что Наварро пытался собрать в Овальном кабинете группу специалистов разного профиля, которые попытались бы объяснить Трампу, насколько нежелательно было бы пускать компанию ZTE обратно на американский рынок. По существу вопроса я, конечно, был согласен, но способ выработки политики был избран совершенно хаотичный. К сожалению, именно так решались торговые вопросы в администрации с первого дня. Я пытался навести порядок, но различные экономические департаменты и агентства были возмущены тем, что их подчиняют Совету национальной безопасности. Все они предпочли бы рискнуть в существующей рулетке для выработки политики, а не следовать процессуальной дисциплине. Единственный вывод, который можно было сделать из этого момента, заключался в том, что международная экономическая политика оставалась совершенно неструктурированной, и это вряд ли можно было изменить без сверхчеловеческих усилий, не говоря уже о том, что для этого понадобился бы президент, который признает полезность таких изменений.
Имевшийся в наличии президент же обожал собирать небольшие армии вместе в Белом доме и бесконечно обсуждать все эти сложные, противоречивые вопросы. В лучшем случае решение не принималось вообще. В худшем — решение принималось, а несколько дней спустя принималось еще одно, диаметрально противоположное. От всего этого болела голова. Даже если удавалось достичь согласия в узкой области, это не давало основы для разработки более широкой политики. Например, экономисты Кевина Хассетта провели тщательное моделирование влияния тарифов на Китай в случае открытого торгового конфликта. Его данные показали, что тарифы на китайский экспорт в США на сумму около 50 миллиардов долларов, которые разрабатывал Лайтхайзер, на самом деле принесут пользу США. Услышав об этом, Трамп уверился, что китайцы предпочтут вести переговоры.
Другой любимой темой на таких посиделках было обсуждение вопроса, был ли Китай валютным манипулятором. Наварро настаивал, что был, а Мнучин вечно возражал. Шло время, Трамп не скрывал своего мнения о том, что Китай манипулирует своей валютой для получения торговых преимуществ, и к середине ноябре сказал Мнучину:
— Я был с вами два месяца назад. Я был согласен с вашим анализом, но сейчас я не с вами.
Это продолжалось и продолжалось. А потом это продолжалось еще немного.
Отчасти разногласия возникли из-за того, что в первые дни правления администрации Мнучин вмешивался в торговые переговоры, хотя роль Казначейства в предыдущие президентства всегда была намного меньше, чем роль торгового представителя Соединенных Штатов или министра торговли. Мало того, что его огромная роль была институционально необычной, прокитайский подход Мнучина, рвение к сделке, был по существу настолько опасным, что иногда это мог видеть даже Трамп. На одном из заседаний в комнате Рузвельта 22 мая Трамп чуть ли не кричал на Мнучина:
— Не становитесь переговорщиком! Пойдете вслед за биткойнами [за мошенничество].
— Если вы не хотите, чтобы я занимался торговлей, хорошо, вот ваша экономическая команда, она выполнит все, что вы хотите — не менее эмоционально отвечал Мнучин
Это не обязательно означало, что торговый представитель Соединенных Штатов вернет себе традиционную роль основного переговорщика — вслед за Мнучином Трамп наорал и на Лайтхайзера:
— Вы вообще не заключили ни одной сделки!
Но процедура не имела значения. Имел значение только Твиттер, где 14 мая Трамп опубликовал пост:
ZTE, крупная китайская телефонная компания, покупает большой процент отдельных деталей у американских компаний. Это также отражает более крупную торговую сделку, о которой мы ведем переговоры с Китаем, и мои личные отношения с президентом Си.